Он вдохнул пахнущий гарью тюремный воздух, покачал головой, но Алиса этого не видела. Она замерла, прислушиваясь к его движениям.
– Послушай меня, пусть это уже не пригодится, но все-таки. – Томас приблизился к ней, она чувствовала его дыхание совсем рядом. – Чтобы взлететь, тебе не нужна Черта, не нужно падать с высоты. На самом деле ужас от падения живет в тебе с первого шага вниз со скалы. Остается только вспомнить его, и крылья откликнутся.
– Но… почему? – Хмель от варева чуть притупил удивление Алисы, но внутри нее оно возмущенно вопило.
– Чтобы молодняк не садился где ни попадя, чтобы вас пачками не сжирали охотники и прочие хищники, чтобы сохранить для вас романтику полета – выбирай что хочешь… – Томас чуть отодвинулся, но остался сидеть рядом, прислонившись спиной к решетке. – Вестница… Они послали со мной девчонку, не знающую азов выживания в настоящем мире. И она почти достигла цели! Слушай, девочка, ты заговоренная? Может, тебя старуха Фета чему научила? – Он отрывисто засмеялся, но почти сразу умолк.
«Сказать ему, что я, возможно, Говорящая? Рассказать все про сон, колыбельную, спокойствие пустыни? Рассказать о чувстве зова, что влечет вперед, щекочет в горле предчувствием настоящих чудес?»
Но в этом не было уже никакого смысла. Заключение в клетке давило на Алису, лишало сил, хмельная голова так и норовила упасть на грудь. Крылатая почти уже провалилась в сон, когда голос Томаса нарушил тишину.
– Я дал тебе книжку. В кожаной обложке. С вложенной картой. Ты оставила ее в пустыне?
– Они, – Алиса качнула головой в сторону, куда ушел охранник, хотя Томас этого все равно не видел, – отобрали ее вместе с остальным. Я старалась сохранить… Честно. Извините.
– Глупости, – резко оборвал ее Вожак, и Алиса поняла, насколько важна была для него эта вещь.
Помолчав немного, она решилась.
– Я видела там надпись… Кто это – А? – Еще пару дней назад она и представить себе не могла, что задаст Вожаку вопрос о чем-то личном, но хмель развязал язык им обоим.
Томас глубоко вдохнул и чуть слышно выдохнул:
– Моя жена.
* * *
Первый год вместе подарил Крылатым полнейшее и нерушимое счастье. Далекие вылазки в пустыню сменялись уютными вечерами у камина. Они занимались любовью на песке, а потом до самого утра хохотали у костра вместе с Братьями.
Анабель мягко правила Томаса, оттачивала, растила в нем мужчину. Одним легким прикосновением ладони к плечу она могла усмирить его гнев, остановить за шаг до драки, за слово до вызова. Томас чувствовал в своей женщине силу и мудрость, он хотел однажды дорасти до нее, хотел, чтобы Анабель им гордилась. И она гордилась, замечая, как его порывистый, огненный нрав становится мягче, а поступки разумнее.
Когда Томас, усталый и довольный, засыпал рядом с ней, женщина не смыкала глаз, пытаясь налюбоваться его телом и сильными руками молодого мужчины, ставшего для нее надежной опорой.
Всего один год сделал из Крылатого настоящего воина. Город поручал им самые сложные вылазки, зная, что вдвоем они легко справятся с любой опасностью. Анабель уже не руководила, лишь направляла. Раскрывая крылья, Томас становился ее Вожаком, и это ей нравилось. Почти так же сильно, как запускать пальцы в его волосы, когда он прижимал ее тяжестью своего тела к горячему песку.
Обнаженные, они лежали на пылевом заносе, когда Томас приподнялся на локте и посмотрел на нее без привычной смешинки в глазах.
«Сейчас он скажет, что мы слишком далеко зашли. Что он устал и подумывает отдохнуть от меня». Зеленые глаза Анабель тонули в сером море глаз Крылатого.
– Слушай, – заговорил он, и внутри женщины медленно начали вянуть цветы. – Сколько мы уже летаем вместе?..
Томас умолк, собираясь с мыслями.
Анабель видела, как трудно даются слова ее мальчику. И, вопреки немыслимой боли, что уже разгоралась в ее сердце, она ринулась ему на помощь.
– Я все понимаю, Том. – Своей ладонью Анабель накрыла его губы, чувствуя их привычную мягкость. – Ничего не говори. Нам было очень хорошо, но я все понимаю…
Томас тряхнул головой, убирая ее руку. Посмотрел на любимую с растерянностью, но продолжил:
– Ничего ты не понимаешь. – Он нашел ее ладонь губами и поцеловал. – Я люблю тебя. Представляешь? Целый год вижу, как ты ешь, спишь, расчесываешь волосы, готовишь еду, ковыряешься в зубах… – Томас с улыбкой вжал голову в плечи, когда Анабель шутливо замахнулась на него, а потом поцеловал ее ладонь еще раз. – И я хочу, чтобы это все длилось вечно. Поэтому… – Он потянулся к валяющимся у их ног вещам и, покопавшись в них, прибавил: – Вот.
Томас протянул ей что-то в маленьком мешочке. Распуская тугой узелок, Анабель догадывалась, что находится внутри. Ее пальцы дрожали, когда она достала тонкое колечко с прозрачным, как капелька чистейшей воды из сказок Феты, камешком, блеснувшем на свету.
– Его мне бабушка оставила. У нее больше ничего и не было. Говорила, что это последняя вещь из мира до Огня…
Он говорил что-то еще, но Анабель уже ничего не слышала.
Мир расплывался в ее глазах, наполнившихся соленой влагой, капельки которой срывались с ресниц, падая вниз, на кольцо, руки и песок. Крылатая закрыла ладонями лицо, а Томас уже обнимал ее, укачивал, шептал в кудрявую макушку:
– Ты же будешь со мной, правда? Всегда? Всегда-всегда-всегда…
Анабель кивала в такт этому «всегда», прижимаясь к груди своего мальчика и плача от счастья, в которое только сейчас и поверила по-настоящему.
Их обвенчали на закате ясного дня. Старуха Фета принесла для невесты тонкую кружевную накидку, которая закрывала лицо Анабель, но не могла скрыть ее блестящих глаз. Томас, взволнованный, одетый в старательно очищенный от песка походный костюм, держал ее за руку. Когда Правитель назвал их мужем и женой, молодой Крылатый откинул с лица Анабель накидку и поцеловал ее сладкие губы, запомнив их вкус на всю свою жизнь.
Перед Городом, перед Братством, перед солнцем, что садилось за скалы, перед всем безжизненным миром, который связал их однажды и навсегда, они стали в тот миг одним, неделимым целым.
* * *
Когда Алиса уснула, неловко опираясь на его плечо, Томас осторожно подался в сторону и ушел в другой угол клетки. Пусть в легком девичьем прикосновении не было даже намека на близость, но Крылатый слишком много лет подряд засыпал один в холодной комнате, чтобы стерпеть чужое тепло.
В тени, за кругом света сторожевого костра, что развели ночные охранники, прятался лис. Он бежал весь день, подживающую лапку нещадно дергало, она опухла и плохо слушалась его, но лис не останавливался. Он несся по следу человеческого детеныша. Он боялся не успеть.
Когда девушка крикнула ему «Беги!», лис скрылся в темноте среди камней и сидел там, наблюдая, как вооруженные человеческие воины тащат обмякшую Крылатую в глубь гор. Ее голова безвольно билась о спину гиганта, что забросил девушку себе на сплошь покрытое татуировками плечо. Чужаки скрылись за пригорком, переговариваясь на звучащем резко, с короткими паузами языке.
