– И почему… они, – Алиса не знала, как назвать своих предков, – захотели больше?
– Если выпить много сока, куда больше, чем могло дать Дерево, не ослабев, то выпивший становился… Кажется, он становился бессмертным. Или мог избежать смерти долгие годы. – Алан приподнялся на локтях и посмотрел на затихшую Крылатую. – Ваш Вестник был болен и стар, не знал, что сок может его исцелить, он лишь сломал ветку и ушел. Я помню, как сок лился из раны к его ногам… Глупец.
Алиса не нашлась что сказать.
Тысячи мыслей роились в ее голове. Если люди стали причиной сожжения целого мира, если они так безжалостно уничтожили Святую Рощу, если Огонь стал возмездием, то есть ли у нее, потомка гнусных преступников, право привести в оазис выживших? Есть ли у людей право выживать вообще? Правитель стар, вдруг, если он узнает о бессмертии, то рассудок его помутится, и он прикажет срубить последнее Дерево? Еще вчера Алиса и подумать бы о таком не посмела, но теперь, когда увидела собственными глазами, на что были способны люди, в ней зародились сомнения.
– Я узнал еще кое-что… – задумчиво проговорил Алан так, словно старался подобрать слова для чего-то, не поддающегося описанию. – Воды, что прячутся под землей здесь, в оазисе… Я мог бы попробовать привести их в ваш Город. На это потребуется много, очень много времени и очень много сил, но я знаю, что у меня получится… Если вода оросит мертвую пустыню, там вырастут леса, отсюда и до Города выживших будет расти лес, сначала слабый и редкий, а потом… Он зашумит, он вытянется, деревья укроют живущих своими кронами от солнца…
Алиса слушала его, убаюканная шелестом голоса, и тревога в ней потихоньку ослабевала.
– И ты попытаешься сделать это для нас? – спросила она. – Потомков предателей и убийц?
– Если Огонь пощадил меня и пощадил вас, значит, Деревья хотели этого… Значит, они даровали людям возрождение в тот же миг, когда приговорили их к смерти, – ответил Алан не раздумывая. – Но это будет очень долгий путь, я боюсь, что никто из живущих ныне не увидит, как воды придут к Городу… Мне жаль.
– Если вода и правда придет к нам когда-нибудь… Одной надежды на это хватит людям. – Алиса смотрела на голубое небо, ощущая, как ветер залечивает обожженную кожу. – Теперь я смогу вернуться домой и принести им даже больше, чем они ожидают. Ты не только существуешь на самом деле, но и можешь вернуть нашему миру жизнь! О, в это сложно поверить, но так хочется…
– Мне понадобится помощь, Алиса, – прервал юноша ее восторженную речь. – Потребуется много людей, готовых вырастить новый лес на живой земле, не дать ему погибнуть, пока он слаб… Я не знаю, все еще так смутно, но одному мне наверняка не справиться.
– Я уверена, что добровольцы найдутся! – Девушка приподнялась и села у ног Алана, продолжавшего лежать навзничь, устремив невидящий взгляд вверх. – Мы будем следовать твоим советам. Если земля напьется чистой воды, если вода смоет песок и сажу, если грозы перестанут приносить лишь разрушение и отравленный дождь… Если это тебе по силам, то люди сделают все, что ты им укажешь.
– Я не знаю, что мне по силам, – проговорил Алан. – Но я знаю точно, что ты должна помочь разобраться. Помнишь, во сне был мужчина, он пришел в Рощу, и его крылья… Они повели себя точно так же, как твои. Он был Говорящим, Алиса. Теперь мне ясно это видится. Ты такая же, как и он. Дереву нужен Говорящий с ним, чтобы открыть память предков… Только вместе мы сможем повернуть воды из глубины к мертвой земле наверх.
– Конечно, я помогу тебе, если сумею! – горячо прошептала Алиса, рассеянно улыбаясь.
– Нет, ты не поняла. Говорящий нужен мне весь, без остатка. Ты будешь со мной здесь, в моей сказке, чтобы вместе мы изменили все там, наяву. Ты не сможешь вернуться к своему народу, ты останешься со мной навсегда.
* * *
Ночь нахлынула влажной полутьмой. Чарли давно уже наигрался с ручьем, ему больше не хотелось ни пить, ни жевать горькую траву, ни прыгать по скользким камушкам. Он устал и проголодался. Но Алиса продолжала сидеть у Дерева, обнимая его одной рукой, прижимаясь боком к стволу. Ее крылья распустились, мягкие перья укрыли девушку плотным шатром. Просунув вытянутую мордочку между ними, лис увидел, что лицо Крылатой спокойно и умиротворенно. Она слегка улыбалась чему-то, не видимому глазам, прислонившись щекой к серебряной коре.
Чарли поворчал, переминаясь на длинных лапах, разворошил походный рюкзак и нашел там кусочек грибного пайка. Утолив голод, озабоченно поглядывая в сторону Дерева, лис свернулся оранжевым клубком, выдохнул и закрыл глаза.
«Зовущий не может причинить вреда девочке, – успокаивая себя, думал Чарли, стараясь уснуть. – Им просто о многом надо побеседовать. Когда я проснусь, она уже вернется и все будет хорошо».
Но заснуть у Чарли не выходило, как и поверить самому себе.
Глава 20
«Неужели смерть вот такая? – рассеянно думал Томас, гладя каштановые кудри, всматриваясь в любимое лицо, первый раз за многие дни не искаженное болью, страхом и удушьем. – Разве смерть – это покой? Разве она – исцеление, глубокий сон? Неужели умирать так нестрашно, неужели страшнее всего остаться по эту сторону?»
В доме суетились люди, кто-то постоянно распахивал дверь, и в сгустившийся полумрак врывались лучи дневного солнца вместе с запахом гари. Женщины, всхлипывая, но не теряя деловитости, перебирали вещи Анабель в поисках подходящего наряда для погребения. Фета ворковала над младенцем, который агукал ей, сжимая сморщенные розовые кулачки.
Томас не видел и не слышал никого, он сидел на краю промокшей от крови и пота кровати, держал Анабель за остывающую руку, мягко поглаживая ее ладонь большим пальцем. Струйку крови на ее подбородке он уже стер, и спокойное лицо жены не внушало ему печали. Она сейчас была так похожа на себя саму, на ту Анабель, которая смеялась его шуткам, крепко целовала по утрам, хрипло стонала под ним, ругалась на него, шутила, плакала, злилась, делала все, что делает обычная, живая женщина, что он просто не мог поверить в ее смерть. Разум принял случившееся за данность, не имеющую к ним, счастливым и молодым, никакого отношения.
«Она так спокойна, так прекрасна сейчас, – думал он, – смерть должна была обезобразить ее, сделать чуждой всему живому. Но этого же не произошло, значит, Анабель жива».
Томас протянул руку, крепко взял жену за предплечье и слегка встряхнул.
– Ну же, милая, просыпайся, – шептал он, продолжая трясти безжизненное тело. – Давай! Давай же! Ты живая! Проснись! Ну!
Он уже кричал, вопил во всю силу легких, не замечая, как слезы текут по лицу, а из болезненно скривившегося рта вырывается вой. Так воют только дикие звери, попавшие в капкан.
Крепкие мужские руки оттащили его, извивающегося, от кровати и вывели наружу.
– Так, парень, тебе надо собраться, – говорил ему кто-то большой и сильный знакомым голосом, но Томас ничего не видел из-за накатившей боли, от которой потемнело в глазах. – У тебя там ребенок новорожденный, Том, слышишь? – продолжал кто-то, хватая его за плечи, прижимая к широкой груди. – Я знаю, тебе больно сейчас, но она хотела, чтобы ты остался сильным ради ребенка…
