И (делайте с этим что хотите: хоть забудьте, хоть оставьте без внимания – все на ваш собственный страх и риск) правда остается правдой: в этих историях есть сила.
Впервые опубликовано в издании «Коламбия: журнал по литературе и искусству» (№ 31, зима 1999-го), хотя вообще-то я написал это в форме речи, которую произнес на Гуманитарном фестивале в Чикаго в 1998 году.
Да как ты смеешь?! Об Америке и о том, как о ней писать
Никто покамест не задал мне вопроса, которого я так боюсь и который, до сих пор надеюсь, никто никогда и не задаст. Поэтому я задам его себе сам и сам же на него отвечу.
Вот он, этот вопрос: да как ты смеешь?
Или, в развернутом виде:
Как смеешь ты, англичанин, пытаться писать книгу об Америке, об американском мифе, об американской душе? Как смеешь ты писать о том, что делает Америку такой особенной – как страну, как народ, как идею?
В ответ на это мне как англичанину хочется только пожать плечами и заверить, что подобное больше не повторится.
Но правда в том, что я действительно посмел – в своем романе «Американские боги», и, чтобы написать его, понадобился довольно особенный род спеси.
Еще в молодости я начал писать книгу комиксов о снах и историях под названием «Сэндмен». И тогда мне постоянно задавали очень похожий вопрос: ты ведь живешь в Англии – как ты мог отправить такую значительную часть сюжета в Америку?
На это я отвечал, что с медийной точки зрения Соединенное Королевство – практически пятьдесят первый штат. Мы смотрим американские фильмы, американское телевидение.
– Может, мой Сиэтл и не удовлетворит уроженца этого города, – говорил я недовольным, – но, по крайней мере, я напишу не хуже ньюйоркца, который никогда в Сиэтле не был.
Я, конечно же, ошибался. Я этого не сделал. А сделал я, оглядываясь из «сейчас» на «тогда», нечто куда более интересное: я создал абсолютно воображаемую Америку, в которой могли бы произойти события «Сэндмена». Сумасшедшее и маловероятное место за гранью реальности.
И меня самого это совершенно устраивало – до тех пор, пока восемь лет назад я не переехал жить в Америку.
Постепенно я понял, что да, Америка, о которой я писал, была целиком и полностью вымышленной – и что настоящая Америка, та, что под завесой видимостей, куда страньше любого вымысла.
Иммигрантский опыт, подозреваю, носит универсальный характер (даже если вы принадлежите к той разновидности иммигрантов, что, подобно мне, крепко и почти суеверно держатся за свое английское гражданство). И вот с одной стороны есть вы, а с другой – Америка. Она гораздо больше вас. Так что это вы пытаетесь ее понять – а не наоборот. Вы пытаетесь ее вычислить – а она этому всегда сопротивляется. Она достаточно велика и содержит достаточно противоречий, а потому совершенно довольна своей невычислимостью. Как писатель я мог сделать только одно: описать малую часть целого.
Но и часть оказалась слишком велика, чтобы ее можно было как следует разглядеть.
Я не очень понимал, что за книгу хочу написать, пока не очутился летом 1998 года в Рейкьявике, в Исландии. Именно тогда фрагменты сюжета, громоздкая палитра персонажей и нечто отдаленно похожее на структуру начали складываться у меня в голове. Я понял: это должен быть одновременно и триллер, и детектив с убийством, и любовный роман, и роуд-стори. Это будет книга про иммигранта и про то, во что люди верят, когда приезжают в Америку. И про то, что случается со всем тем, во что они верят.
Я хотел написать про Америку как мифическое место.
Многое из того, что пригодится для романа, я уже знал, но решил, что смогу узнать еще больше, если выйду на дорогу и погляжу, что она может мне предложить. И вот я сел в машину и поехал – и ехал, пока не нашел место, где писать. Вот таким манером, то меняя места, то возвращаясь домой, я почти два года лепил слово к слову, пока вдруг не оказался с готовой книгой в руках. С историей о человеке по имени Тень и о работе, которую ему предложили по выходе из тюрьмы. О маленьком городишке на Среднем Западе и о таинственных исчезновениях, случающихся там каждую зиму. Попутно я выяснил, почему в Америке так свято чтут все придорожные достопримечательности, и открыл еще множество разных странных мест и объездных дорог, страшных, прекрасных и просто откровенно диких.
И когда все уже было почти готово и оставалось только сплести отдельные ниточки в одно целое, я снова покинул страну и засел в громадном, холодном, старом доме в Ирландии – и там, дрожа рядом с торфяным очагом, напечатал все, что оставалось напечатать.
На этом книга была закончена, и я остановился. Оглядываясь на нее сейчас, я могу сказать: не то чтобы я посмел… Просто на самом деле у меня не было выбора.
Впервые опубликовано в июне 2001 года на сайте Borders.com, сразу после релиза «Американских богов».
У каждой книги есть гендер
У каждой книги есть пол или, если точнее, гендер. По крайней мере, у меня в голове – есть. По крайней мере, у тех книг, которые я пишу сам. И этот гендер имеет некое (хотя и не самое прямое) отношение к гендеру их главного героя.
Работая над десятью томами «Сэндмена», я поочередно переходил от мужских сюжетных линий (таких как самая первая история – сборник «Прелюдии и ноктюрны» – или четвертая книга, «Пора туманов») к более женским («Игра в тебя» или «Краткие жизни») и обратно.
Романы – дело немного другое. «Невереальность» – это Настоящее Мальчишеское Приключение (Нарния на Северной линии подземки, как его кто-то охарактеризовал) с героем, на месте которого мог бы оказаться каждый. Женщины в ней оккупировали не менее шаблонные роли Ужасной Невесты, Принцессы в Беде, Обалденной Воительницы и Соблазнительной Вамп(ирши). Каждую из них мне, надеюсь, удалось вывернуть градусов эдак на сорок пять, но это все равно стандартные, шаблонные персонажи.
А вот «Звездная пыль» – девичья книжка, даже несмотря на то, что в ней есть такой же обыденный герой, Тристран Торн, не говоря уже о семерых принцах, жаждущих укокошить друг друга. Может, это потому, что, стоило на сцене появиться Ивейн, она тут же забрала на себя все внимание, – а может быть, и потому, что отношения между женщинами (Королевой Ведьм, Ивейн, Викторией Форестер, леди Уной и даже Семелой) оказались куда сложнее и темнее, чем отношения (если их можно таковыми назвать) между мальчиками.
«День, когда я обменял папу на двух золотых рыбок» – снова мальчишечья книга. А «Коралина» (которая выйдет в мае 2002-го) – девчоночья.
Первое, что я понял, когда приступил к «Американским богам» (и даже еще раньше), – пора решительно завязывать с максимой К. С. Льюиса, утверждавшего, что писать о том, как странные вещи влияют на странных людей – это слишком большая странность, чтобы ее можно было себе позволить. Мол, «Путешествия Гулливера» сработали именно потому, что Гулливер был нормальным, а «Алиса в Стране чудес» не сработала бы, будь Алиса необычайным ребенком (если вдуматься, само по себе довольно странное заявление: если и есть в литературе по-настоящему странный персонаж, так это, собственно, Алиса). В «Сэндмене» я с удовольствием писал о людях из зазеркалья, начиная с самого Повелителя Снов и заканчивая такими хитровывернутыми деятелями, как Император Соединенных Штатов.
