В двадцать первом веке любая вампирская история или вампирская литература – это миллионная вариация все той же старой темы, которая началась не с «Варни-вампира» и даже не с «Кармиллы», а именно с Брэма Стокера и его «Дракулы».
И, подозреваю, причина того, что Дракула продолжает жить и преуспевает в искусстве, что его комментируют, переделывают и перелицовывают, как ни парадоксально это звучит, заключается именно в его слабости как романа.
«Дракула» – это викторианский хайтек-триллер, балансирующий на передовом рубеже науки, полный самых современных идей, вроде записи голоса на фонографические цилиндры, переливания крови, стенографии и трепанации черепа. Список действующих лиц состоит из отважных героев и прекрасных, но обреченных женщин. И сюжет вдобавок раскрывается исключительно в письмах, телеграммах, газетных вырезках и тому подобных штуках. Ни один из рассказчиков не знает полной картины происходящего. Таким образом, «Дракула» – это книга, которая заставляет читателя самостоятельно заполнять пропуски, строить гипотезы, гадать, делать выводы. Мы знаем только то, что знают персонажи, а персонажи, во-первых, не пишут всего, что знают, а, во-вторых, не знают всей важности того, что написали.
Выходит, это работа читателя – понять, что на самом деле творится в Уитби; связать припадки и вообще все поведение Рэнфилда в приюте для умалишенных с событиями, происходящими в соседнем доме; решить, каковы истинные мотивы Дракулы. Читателю предстоит самому определиться, имеет ли Ван Хельсинг какое-то представление о медицине, рассыпается ли Дракула прахом в самом конце или, учитывая сочетание ножа-кукри и охотничьей финки, не очень-то годных на роль оружия против вампира, просто превращается в туман и исчезает…
История выписана широкими мазками, позволяя нам собственными силами выстроить картину происходящего. Она плетется, как паутина, так что мы невольно спрашиваем себя, что же происходит там, в промежутках. Лично у меня есть большие сомнения относительно мотивов Куинси Морриса. (Я думаю, нельзя полностью сбрасывать со счетов вероятность того, кто он на самом деле – сподвижник Дракулы или даже сам Дракула. Я бы даже и роман написал, чтобы это доказать, но в той стороне раскинулись топи безумия.)
«Дракула» – книга, которая просто-таки вопиет о хороших примечаниях. Описанный в ней мир – это больше не наш с вами мир. Даже ее география больше не принадлежит нашему миру. По этой книге хорошо путешествовать в компании с кем-то просвещенным и способным просветить своих спутников.
Лесу Клингеру как раз свойственно и то, и другое. Впервые я встретил его (в своей мирской жизни он юрист) на ежегодном обеде «Нерегулярных с Бейкер-стрит» – группы граждан, считающих – подобно пятидесяти восьми процентам британских тинейджеров, – что Шерлок Холмс был реальным человеком. Мистер Клингер известен, главным образом, своими комментариями к рассказам о Шерлоке Холмсе – он обладает поистине выдающимися знаниями по викторианской эпохе, криминалистике и путешествиям. Его энтузиазм восхитителен и заразителен; его открытия и убеждения – исключительно его собственные.
Одно из самых больших достоинств его комментариев – то, что они расширяют ваши горизонты независимо от того, разделяете ли вы теории, с которыми вскоре столкнетесь на этих страницах: существовал ли и вправду Дракула или все-таки нет; и действительно ли Брэм Стокер сам сочинил свою книгу или только скомпилировал и отредактировал. Во что бы вы там ни верили, вам будет небезынтересно узнать о географии Карпат и медицинских концепциях викторианской эпохи. А еще – о разнице между изданиями «Дракулы» в твердой и в мягкой обложке. И да, вы будете своевременно предупреждены о неопределенном местоположении Горы Стрелков.
Один из недостатков перечитывания «Дракулы» состоит в том, что большинство изданий нынче сопровождают предисловия (ну, например, как это), и все они объясняют, как именно вам следует читать «Дракулу». О чем он… или, вернее «о чем» он. Он «о» викторианской сексуальности. «О» предположительной подавленной гомосексуальности самого автора, или «об» его отношениях с Генри Ирвингом и соперничестве с Оскаром Уайльдом за руку Флоренс Балкомб. В этих предисловиях вы непременно найдете ироничный комментарий по поводу стокеровских выступлений против порнографической литературы… это при том, что сам «Дракула» буквально кипит сексом – едва скрытым под поверхностью, на уровне даже не подтекста, а самого текста.
Мое предисловие не станет вам объяснять, о чем «Дракула». (Он, разумеется, о Дракуле, но самого Дракулы в романе так мало! Гораздо меньше, чем хотелось бы. Его приглашали, но вниманием хозяев он явно не злоупотребил. И книга определенно не о Ван Хельсинге, которого мы с огромным удовольствием видели бы поменьше. Она могла бы быть о вожделении, о желании, о страхе или о смерти. О, она могла бы быть о множестве самых разных вещей!)
Так вот, вместо того, чтобы рассказывать, о чем эта книга, которую вы держите сейчас в руках, предисловие просто предостерегает: берегитесь! «Дракула» может оказаться чем-то вроде липкой ловушки для мух. Вы прочитываете его между делом, потом откладываете… и все равно через некоторое время обнаруживаете, что практически против собственной воли перебираете в голове то, что пряталось в тайных расселинах романа, то, на что в нем намекалось, что подразумевалось само собой, оставаясь неназванным. И стоит вам хоть раз очутиться в этом странном состоянии, дальше будет лишь вопросом времени, когда именно вы пробудитесь в лунном свете и поймете, что больше не в состоянии противиться жажде… – писать романы или рассказы о второстепенных персонажах «Дракулы» или оставшихся за кулисами событиях. Или, еще того хуже, подобно сумасшедшему Рэнфилду, навек обреченному классифицировать и сортировать своих пауков и мух, прежде чем наконец поглотить их жизнь… чем черт не шутит, вы можете обнаружить, что уже пишете к роману комментарии.
Мое предисловие к «Новому Дракуле» с комментариями Лесли С. Клингера (2008).
«Сказки ужаса и фантазии» Редьярда Киплинга
Много лет назад, когда я только начинал писать «Сэндмена», меня интервьюировал какой-то давно почивший журнал, и вот во время беседы меня попросили назвать нескольких любимых авторов. Я радостно и с энтузиазмом набросал им список. Несколько месяцев спустя, когда интервью напечатали, в «Ди-Си Комикс» на мое имя пришло фанатское письмо, и его переслали мне. В нем трое молодых людей желали знать, как так вышло, что я, модный и просвещенный молодой человек, назвал в числе любимых писателей Киплинга – фашиста, расиста и вообще крайне, как мне сообщили, порочную личность.
Из письма явствовало, что никакого Киплинга молодые люди сами не читали. Более того, кто-то сказал им никогда этого не делать.
Я наверняка не единственный, кто пишет ответы на письма у себя в голове и потом никогда их не отправляет. Так вот, у себя в голове я написал кучу страниц в ответ и, разумеется, так никогда и не перенес их на бумагу и никому не послал.
На самом деле политика Киплинга – совершенно не моя. Но в каком бы скверном мире мы с вами жили, если бы читали только тех писателей, с чьей точкой зрения согласны на все сто! И как бы пресен он был, этот мир, если бы мы не могли общаться с теми, кто думает по-другому, кто видит мир под иным углом, чем мы! В Киплинге была уйма всего, чего нет во мне, – а это-то мне в моих любимых писателях и нравится. А еще Киплинг – восхитительный писатель, в наибольшей степени проявивший свой дар именно в формате рассказа.
