Никита попросил подождать минутку и куда-то ушел. А вернулся со старым плетеным креслом, куда и усадил меня. Он предложил мне принять любое удобное положение.
Тогда я села в кресло боком и закинула ноги на подлокотник, а на другой – облокотилась спиной.
* * *
Мы возвращались из кино по набережной Невы, обсуждая фильм и смеясь. От воды тянуло прохладой, а вообще вечер выдался теплый, как летом. Денис даже снял джемпер и повязал на пояс, оставшись в черной футболке.
Еще никогда прежде мы не были ближе. Не в плане физически, а духовно. Я так ему и сказала:
– Денис, можно, я признаюсь? Только обещай не смеяться!
– Ну, признайся!
Я остановилась, перевесилась через ограду набережной и, глядя на воду, где плавали огоньки фонарей, сказала:
– Мне кажется, я встретила родственную душу.
– Серьезно? – Он оперся на костыли. – И кого же ты встретила?
– Тебя. – Я улыбнулась.
Денис хмыкнул.
– Так вот как это называется!
Я заглянула ему в глаза, подозрительно уточнив:
– Ты не смеешься?
– Нет.
Какие же красивые у него глаза. И губы. И эти кудри…
Я подалась к нему в импульсивном и неконтролируемом желании поцеловать.
Но он отшатнулся. Мы замерли, повисла неловкая пауза. А потом он поспешно сказал:
– Стефа, извини, я…
– Не извиняйся. – Я опустила голову, глядя на носки своих туфель. – Не знаю, что на меня нашло.
Мне было так больно и обидно. Я боялась, что не выдержу и заплачу.
А он с облегчением вздохнул и пробормотал:
– Ну да, мы уже это проходили: я самовлюбленный питерский парень, ты гордая и разборчивая.
Я кивнула. Мы молча, не сговариваясь, пошли по тротуару. Молчание затягивалось.
– Нам теперь должно быть неловко друг с другом? – спросил он.
– Вовсе нет. – Я покосилась на него. – Извини меня. Просто у тебя глаза красивые.
– Хм… Теф, ты издеваешься надо мной?
– Немножко. – Я через силу засмеялась.
А он внезапно спросил:
– Ну а что с Даней?
– Ничего. Я больше не люблю его.
– Быстро ты…
– Меня Вова на свидание зовет, – похвасталась я. И самой стало смешно от своих слов. В прошлом году я вот так хвасталась перед Денисом тем, что в меня влюблен Максим – лучший парень в моей школе в Харабали. Вот только этот Максим потом влюбился в мою лучшую подругу и до сих пор счастлив с ней.
– Кто такой Вова?
– Бывший твоей.
– А-а… мальчик голубых кровей! Ну-ну… Пойдешь?
– Ага.
– А что, у него тоже глаза красивые?
– Просто невообразимые! И фамилия ничего!
Мы засмеялись. И вроде бы все стало как прежде. Но я-то знала, что теперь все по-другому. Знала ответ на свой незаданный вопрос: что будет, если я попытаюсь его поцеловать? Ничего. Он любит Лию, а не меня. Я для него всего лишь подруга – смешная полненькая девочка из Харабали, поселившаяся когда-то в доме напротив и развеявшая его вселенскую скуку.
А может, к черту все? Пусть будет счастлив с Лией, если сумеет. А я уж как-нибудь…
Но что-то внутри с таким предложением было не согласно. Сердце болезненно сжималось, а в животе щекотало что-то легкое и воздушное. Может, это бирка нового сиреневого свитшота терлась о кожу или бабочки в предсмертных конвульсиях трепыхались внутри, а может, гамбургер никак не мог перевариться.
Денис проводил меня до парадной.
На прощание я попросила:
– Только не говори Лие, что я… она меня убьет.
– Да не убьет. Она теперь другая. Но я, само собой, могила.
Мне хотелось крикнуть ему, что он ошибается на ее счет, но я промолчала. Кажется, я приняла решение.
Я вошла в парадную, подождала, когда Денис отойдет подальше, вышла и побежала к дому отца.
Андрей был дома и, к счастью, один. Мне почему-то совершенно не хотелось смотреть на его милых Мил. Он был в черном халате, с мокрыми волосами – только вышел из душа.
Я сказала, что на минутку. И устремилась в его спальню, объяснив:
– Я тут спрятала одну свою вещь.
Забралась на кровать, просунула руку в щель, пошарила, но ничего не нашла. Тогда я скомандовала:
– Помоги-ка отодвинуть кровать!
Андрей отодвинул кровать.
– Что ты ищешь?
Я заглянула под кровать, перевернула всю постель – дневник пропал.
– Это ты его взял? – с бешено колотящимся сердцем спросила я. И умоляюще прошептала: – Скажи, что ты! Пожалуйста!
Андрей покачал головой.
– Я ничего не брал. А что ты тут спрятала?
– Личный дневник.
Андрей закатил глаза.
– А лучше места не нашла?
Я со стоном упала на кровать и, закрыв лицо руками, застонала. А потом меня осенило:
– Может, какая-то твоя подружка его взяла? Он такой черный, на замке!
– А давно он там лежал?
– Нет, не больше недели!
– Я никого не приглашал к себе в последнее время.
– Никого-никого?
Он пожал плечами.
– Говорю же…
Я еще раз все перерыла, но итог был тем же – дневник исчез. И тогда я горестно сказала:
– Она здесь была, да? И ты не сказал мне? Почему? Как она заставила тебя молчать?
Андрей смачно выругался.
Я с ужасом посмотрела на кровать и вскочила с нее, точно ошпаренная.
– Боже! Она была в твоей койке?
– Нет! То есть… твою мать! – Он поднял глаза к потолку. – Мы не спали! Если ты об этом! Просто она разыграла прекрасный спектакль. Твоя вещь, вероятно, у нее. Мне жаль.
Какая же дрянь! Забраться в постель к моему отцу, чтобы заполучить дневник! Кто на такое вообще способен? А я-то посмеивалась, пряча дневник за кровать Андрея, уверенная, что Лия никогда тут его не найдет. И даже если я напрямую скажу, где искать, достать его ей не удастся. О, какая же я все еще наивная!
Я вылетела из квартиры Андрея, меня трясло от ярости. А я-то, дура, собиралась сжечь злосчастный дневник или просто отдать его Лии. Потому что понимала: пока у меня есть рычаг давления на нее, я не успокоюсь. Глупо сдаваться, если у тебя на руках козыри. Но Денис отшатнулся, когда я хотела его поцеловать. И я поняла, что не осмелюсь это повторить. Он мне дорог, он любит другую, идти против Лии – это идти по чувствам Дениса. Но теперь, когда я в очередной раз осознала, какой вероломной может быть эта девушка, ни о каком отступлении речи быть не могло. С дневником или без него – Денис обо всем узнает!
