Денис пощелкал пальцами у меня перед лицом и уточнил:
– Ты в норме?
Я кивнула. Мой взгляд остановился на книге, которую я принесла. Провела пальцами по корешку и прошептала:
– Почитай. Она стоит того.
Пошла к двери, а когда взялась за ручку, не глядя на него, сказала:
– Я подарила ей сказку. Любая сказка кем-то написана. И виновата я лишь в том, что не позволила тебе написать эту сказку для нее.
Я надела в прихожей сапоги и вышла из квартиры.
У дома я остановилась, подставив лицо холодному ветру, позволяя ему остудить горящую кожу.
Я категорически не желала думать, что это конец. Многоточие, невыносимо болезненное и длинное, но всего лишь многоточие, не точка.
Медленно пошла вдоль дома. И не сразу заметила, что за мной кто-то следует. Увидела ее, когда она поравнялась со мной. Ульяша была почти на голову ниже меня. Одетая в ту же одежду, замотанная по самые глаза в мой шарф.
– Что с твоей щекой? – спросила она.
Я коснулась щеки и поморщилась.
А Уля внезапно тронула меня за руку и серьезно спросила:
– Хочешь, сниму с него скальп?
Я потрясенно моргнула.
– Чего ты ходишь за мной?
Ульяна похлопала руками в моих перчатках.
– Я присматриваю за тобой.
– О-о-о… – выдохнула я и двинулась к остановке.
Девочка последовала за мной.
Мне хотелось скорее попасть домой, спрятаться, остаться одной, обдумать, что делать дальше. Но Ульяна шла по пятам и села вместе со мной в автобус. А когда кондуктор спросила у нее проездной, она вытащила из кармана крошечный алмаз и протянула ей.
Кондуктор скривилась.
– Плати или выходи! Чего ты мне тут суешь?
Я застонала и, протянув ей купюру, бросила:
– Шутка.
– Шутницы, – проворчала та, отрывая билетик.
Я отвела Ульяшу в безлюдную часть автобуса и прошептала на ухо:
– Ты что, совсем не понимаешь? Ты не можешь расплачиваться алмазами в автобусе!
– Но у меня нет бумажных денег.
Я раскрыла кошелек, вынула пятитысячную купюру и сунула ей.
– Вот, держи.
Девочка убрала купюру в карман и протянула мне алмаз.
– Убери! – прошипела я. И огляделась. Мы уже стали привлекать к себе внимание.
Мне совершенно не хотелось заниматься этой свалившейся мне на голову девчонкой. Мое сердце было надтреснуто, и в нем, точно рой мух, кружился страх. Я должна была думать о Денисе, бросить все силы, направить всю свою фантазию на спасение наших отношений.
Но когда я вышла на своей остановке, Ульяна поплелась за мной.
Она проводила меня до парадной, я обернулась, она стояла шагах в пяти от меня. Она помахала мне.
– До встречи.
Я кивнула и ушла.
Дома никого не было, я закрылась в комнате, разделась до сорочки, села в кресло с блокнотом и карандашом, включила музыку.
Но прежде чем я успела коснуться карандашом листа, в окно раздался стук. За окном сидела Ульяна.
Вряд ли у меня бы вышло сосредоточиться, видя ее скрючившуюся фигуру и мордашку с улыбкой до ушей.
Пришлось ее впустить.
– Чем ты занимаешься? – спросила она.
Я закрыла окно и, рухнув в кресло, промолвила:
– Пытаюсь сосредоточиться.
– А зачем?
Ну не объяснять же ей, что я организовала лучшую ночь в жизни одной рыжей крысы, а мой парень узнал обо всем и бросил меня. Я вздохнула.
– Ты есть хочешь?
Она пожала плечами.
Я кивнула ей на дверь.
– Иди на кухню, открой холодильник и возьми все, что тебе понравится.
Но она не двинулась с места. Пришлось идти с ней.
Я налила ей тарелку супа. Ульяна некоторое время водила ложкой в тарелке, словно никогда не видела суп, а потом принялась осторожно есть, громко клацая зубами о ложку.
– Где ты живешь? – спросила я, наблюдая за ней.
– Да то в одном месте, то в другом.
– На улице?
– Разве можно жить на улице, там же холодно! – улыбнулась она.
Ну ладно, хоть это она понимает.
– У тебя есть семья?
И снова это молчание.
– Что ты делала в том клубе?
Молчание.
Я взяла кусочек хлеба, намазала его маслом и, нарезав колбасы и сыра, сделала бутерброд.
Кажется, он понравился девочке куда больше, чем суп.
Когда закончила есть, она поставила локти на стол, подперла лицо ладонями и уставилась на меня. Смотрела так, словно хочет запомнить, а потом спросила:
– А почему твой парень ударил тебя?
Я сделала как она, промолчала.
Девочка все поняла, чуть кивнула головой. Больше ни о чем не спрашивала.
Я рассчитывала, что, покушав, она уйдет. Но Ульяна пошла за мной в комнату и, когда я села в кресло, устроилась на полу у моих ног.
Я была сбита с толку и не знала, что мне с ней делать. На вопросы она не отвечала, на мое предложение обратиться в специальные службы она вытаращила глаза и вскричала «Нет!», разговаривать о чем-то не стремилась, просто сидела и смотрела на меня.
Я подозревала, что ей некуда идти. И как бы мне ни хотелось посвятить свое время составлению плана по спасению любви всей моей жизни, попросить ее уйти я не могла. За окном было минус двадцать, и город готовился к Новому году. Одиноко бродить по заснеженным улицам с алмазами в кармане и в тонком свитерке – та еще перспектива.
Спустя полчаса вот такого бесцельного сидения я отложила блокнот и взяла учебник по химии, решив, что целесообразнее будет заняться уроками.
А через минут пятнадцать я обнаружила, что девочка, прижавшись щекой к мягкому краю кресла, уснула.
Я сделала уроки, выучила роль для постановки шекспировской пьесы по актерскому мастерству, нашла в Интернете выкройки жакетов для занятий по шитью и написала эссе на тему «Вопросы, заданные человечеству войной». О войне я знала многое… И не только из курса истории.
Ульяна открыла глаза, и первое, что она у меня спросила:
– Ну как ты?
– Я? – изумленно переспросила.
Ульяша потянулась и объяснила:
– Мама говорила, когда человеку или зверю плохо, нужно побыть с ним.
Я была поражена. Так вот чего она торчала подле меня. Облегчала мои страдания. Удивительно, но, кажется, мне помогло. Я отвлеклась и все это время не думала о Денисе, так, словно у нас все было хорошо и он вовсе не бросил меня. Обычно все свои неприятности я привыкла переживать в компании тихой музыки и блокнота, куда записывала план по выходу из затруднительной ситуации.
