Тех троих из машины здесь не было, но чуть левее от меня в кресле сидел мужчина лет пятидесяти, подтянутый, с седыми висками, в дорогом черном костюме. А мужчина, затащивший меня в машину, водитель его называл Костиком, возвышался надо мной.
– Вы уже сообщили моему отцу? – спросила я у того, кто сидел в кресле. Похоже, он был здесь главный.
– Рот закрой, – рыкнул Костик.
Он подтащил табурет, сел около меня и достал телефон. Я думала, он собирается позвонить моему отцу и выдвинуть условия выкупа. Но он достал собственный телефон, открыл игру и принялся рубиться в нее.
А тот, что в кресле, просто сидел, безмятежно глядя на меня, и словно чего-то ждал. Может, конечно, отца уже поставили в известность и показали видеосъемку, как ведут меня в повязке. Неизвестность, абсолютное чувство беззащитности вызвали у меня дрожь. Закрадывались мысли, что выкуп им не нужен. Может, отец что-то сделал им, и это просто месть.
Прошел примерно час. Костик все так же играл, мужчина в кресле сидел нога на ногу, чуть покачивая верхней.
У меня затекло все тело от сидения в одной позе. Я не была связана, но от этого было еще страшнее. Никто не собирался за мной бежать, похоже, если я рвану к двери. Меня просто догонит пуля.
Умереть вот так – в неизвестном подвале? Столько всего сделано и столько еще предстоит! Я просто не могла поверить, что моя жизнь может закончиться вот так! Когда Денис оставил меня, мне не хотелось жить, я представляла, что отравлю себя или вскрою вены. Но это, конечно, были лишь глупые сентиментальные мысли. Я бы не поступила так со своими родителями…
Самое страшное, что так поступить могли другие, например Костик. Сейчас он увлеченно играл, но стоило господину в кресле отдать ему команду, уверена, он глазом бы не моргнул…
В ожидании приговора я поклялась себе, что если выберусь отсюда живой, то обязательно скажу Денису те слова, которые обещала больше никогда не произносить, и попрощаюсь с ним.
Время точно умерло. А мы трое продолжали чего-то ждать. Я надеялась, что это выкуп…
Внезапно железная дверь со скрежетом открылась. И в подвал вошла Ульяна.
– Ну наконец-то, – промолвил господин в кресле.
Что она тут делала? И тут – это где?
Хуже мысли, что за меня попросят выкуп, была лишь о том, что Ульяна с ними заодно.
Но следующие ее слова разбили вдребезги эту версию.
– Отпустите ее! Не она вам нужна! – крикнула Ульяша.
Она уверенно шла прямо к господину в кресле и, остановившись перед ним, с ненавистью процедила:
– Я здесь.
– Заставила ты нас побегать, – протянул мужчина.
– Твоим гончим ноги на то и нужны, чтобы бегать! – выплюнула девочка.
– Не дерзи, – поморщился тот и кивнул Костику. Тот убрал телефон, подошел ко мне и, ухватив за плечо, поднял на ноги.
– Не трогай ее! – заорала Ульяна и, бросившись к нему, накинулась на него сзади и зажала шею локтем. Костик с выпученными глазами уставился на господина в кресле, словно спрашивал, что ему делать. Тот медленно встал и устало протянул:
– Ну хватит… – И жестом, каким отмахиваются от мух, сказал мне: – Ты свободна. Уходи. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.
Я схватила сумку. Ульяна спрыгнула со спины Костика и, подскочив ко мне, сжала мою ладонь и выдохнула: – Иди!
– А ты? – испуганно прошептала я.
– Все нормально. Спасибо тебе.
– Ульяна… – начала я, но седой господин кивнул Костику:
– Проводи ее!
И тогда Костик взял меня за локоть и повел к двери.
Я оборачивалась, глядя на одиноко стоящую в центре подвала Ульяну, и у меня сердце разрывалось на части. Она добровольно вернулась к бандитам, от которых сбежала, потому что они схватили меня. Им не нужен был выкуп за меня, им была нужна Ульяна.
Пока Костик вел меня к выходу, я пыталась узнать у него, зачем им Ульяна, но он посоветовал не забивать себе голову, пока та есть на моих плечах. Меня вытолкнули из клуба и посоветовали здесь больше не появляться.
Мне бы очень этого хотелось…
Я поймала попутку и попросила довезти меня до дома.
Я влетела в квартиру, на кухню, где ужинал отец, и выпалила:
– Пап, на меня было совершено покушение.
* * *
Мы впервые поссорились. Все было прекрасно, его мама, узнав, что мы вместе, обняла меня и сказала: «Добро пожаловать в семью, дорогая». Денис дарил мне цветы и делал милые подарки, он был нежен и внимателен. И я мечтала о первой близости… Иногда после жарких поцелуев мне казалось, что он хочет продолжения. Если не самого полового акта, то хотя бы оральных ласк. И мне было очень неловко заговорить об этом. Но когда я осмелилась и спросила, хотел бы он, Денис пожал плечами и сказал: «Конечно», а я промямлила, что не умею и мне почему-то неловко учиться. Он весь вечер хохотал надо мной, а когда я решительно попыталась расстегнуть ему ширинку, убрал мои руки и сказал: «Не будем торопиться». И мы не торопились. Иногда мне даже казалось, что мы не то что не торопимся, а топчемся на месте…
Конечно, с Вовой я ходила за ручку куда дольше. Но то Вова, а не Денис, от прикосновений которого у меня кипела кровь.
Я сидела на кровати напротив него. Он читал «Хладнокровное убийство» Трумена Капоте, я готовилась к экзамену по истории.
Меня поражала его способность заниматься чем-то часами. В университете давали большую нагрузку, но он справлялся. И успевал читать еще и для общего развития и души помимо учебников по необходимым дисциплинам.
– Эти даты сводят меня с ума! – вскричала я.
Денис улыбнулся и подразнил:
– А я думал, не даты, а я.
Отложила билеты, придвинулась к нему ближе и, положив ладони на плечи, провела до груди.
Я поцеловала его.
Он улыбнулся и тоном профессора уточнил:
– Это попытка улизнуть с урока?
– Денис Георгиевич, у меня получается? – Я взялась за воротник его рубашки и принялась ее расстегивать, он весело наблюдал за мной.
– О да!
Я поцеловала его шею, спускаясь все ниже, пока не наткнулась на жетон. Я замерла.
Да, я видела его десятки раз, но почему-то именно в этот раз он вызвал во мне такую волну протеста, что я не выдержала.
– Денис, – отстранилась, – тебе не кажется, что его пора снять?
Он, как и прежде, скорчил недоумение и, подцепив пальцем цепочку, весело спросил:
– Ты ревнуешь к этому?
Да, он умел заставить человека почувствовать себя глупо. Но я знала, что он делает, и меня это разозлило. Я сказала:
