Секунды испарялись одна за другой, а ветер все шалил не переставая, будто молодой телок на выпасе.
— Ваше время погоняет, рыбонька, — предупредил ее «красный кушак».
— Сейчас, — кивнула.
Глашатай повернулся к толпе и заголосил:
— У девушки остался последний кругляш! Внимание! Последний кругляш!
Будь что будет, решила она. Надежда уже не на затишье, но хотя бы на неизменность направления ветра исчезла. В конце концов, у нее еще будет вторая попытка.
Пятая мишень и пятая секунда… Тиса приготовилась. Жду, жду… Кисть должна быть упругой, но не расхлябанной. Точно пружина. Замах делается над головой, а не от уха. Замахнулась. Глухой стук ножа, впивающегося в дерево. Ветер рванул ее подол в самый ответственный момент. «Эх, мимо», — мелькнуло в голове.
— Хм… Жнух рыжий! Да она попала! — с нарастающей громкостью закричал конкурсный глашатай.
Что? Войнова широко раскрыла глаза. И не верила им: нож вонзился аккурат в красное «зернышко» пятой мишени.
— Девушка выбила пятый кругляш! Вот это да!
Под шум толпы и хлопки Нестор Обло отставил кружку с квасом в сторону и поднялся со своего места.
— Победа безоговорочна и доказательна, — проблеял судья любимую фразу, поправляя парик, съехавший ему на брови. — Тиса Лазаровна Войнова получает корзину и венок победителя, то бишь победительницы! Поздравляю!
Девушка, еще не веря своей удаче, позволила напялить на себя соломенный венок, увитый лентами, и прижала к груди овальной формы корзинку с дерюжным мешочком на дне.
— Конкурсу конец, мил други! Конкурсу конец! — кричал глашатай. — Приходите в следующую Горку счастья пытать!
— Боже Единый! — взмолилась Тиса. У нее вышло! Радостно оглянулась: Трихон и Ганна поднялись со своих мест и махали ей руками. Народ гурьбой покидал лавки и не давал им пройти.
— Молодец, девочка, — это Климыч подошел поздравить. — Не дала мне второго шанса. Настоящая дочь своего отца! — потряс таможенник ее ладонь.
— Спасибо, Зарай Климыч, — она счастливо улыбнулась.
— В следующем году еще повоюем, — подмигнул мужчина и отправился дальше.
— Вот это да! — поцеловала ее в щеку пораженная Ганна, которая, похоже, вовсе не надеялась на победу. — Ты выиграла деньги! Они в мешке? Точно? Ты посчитала? — Подруга полезла в корзину раскрывать мешок.
— Поздравляю, — сказал Трихон.
— Спасибо! — Тиса подавила шальную мысль с радостным возгласом кинуться парню на шею. — Знаешь, я была уверена, что промахнулась.
— Но ведь этого не случилась, — с мягкой улыбкой на губах шкалуш наблюдал ее восторг.
— Да!
Девушка засмеялась — беззаботно, как в детстве. На миг удача наградила ее душу забвением всех тревог. Победа оказалась во сто крат приятнее, чем она себе представляла. Похоже, этот день войдет в число лучших в ее жизни.
— Все пятьсот здесь! — радостный возглас Ганны привлек к подруге внимание. — Боже, сколько денег! Ты и в самом деле можешь заказать аптекарю камень! А этот коротышка точно не обманет? Не нравится он мне.
Тиса и Трихон улыбнулись.
— Что смешного? — Ганна гордо выпрямилась, напуская на себя неприступный вид.
Это развеселило еще больше. Место быстро пустело. Покидая его, победительница в последний раз оглянулась. Глашатай, забравшись на лавку, пытался сорвать растяжку с объявлением, зазывающим на конкурс. Тиса сняла с себя громоздкий колючий венок, повертела головой, не зная, куда его деть. И шкалуш без слов забрал его из рук девушки и понес.
* * *
Отец все также проводил время в компании военных под куполом соседнего шатра. У крайнего ряда лавок, в числе тех, что полукругом располагались вокруг сцены, Войнова заметила сразу несколько знакомых лиц — Прохора Фомича с родней, Агапа Фомича, Камиллу, Рича — и потянула Ганну за руку.
— …птица была как живая, клянусь Жнухом, — взволнованно договаривала Камилла. — Я боялась, что она полетит ко мне. Ой, наши девочки, — увидела их кухарка.
По случаю праздника на плечах женщины красовалась шаль с цветочным узором и длинной бахромой, хотя выражение лица стряпухи оставалось кислым.
Поздоровались. Заметив, что шкалуша рядом нет, Тиса в недоумении оглянулась по сторонам.
— Что за птица? — спросила она, слегка погрустнев.
— Из таза с водой, — указал на сцену лекарь. — Вэйн нас развлекал. Гляди, сейчас опять ветра надует.
— Ух ты, снова начинается! Я подойду поближе, — воскликнул Рич и заковылял меж рядами лавок к сцене.
— Только в толчею не лезь, — попросил его вдогонку Агап.
На деревянном помосте и в самом деле кланялся Филипп, пока двое коренастых мужиков доливали в таз воды. Сделав дело, подсобники спрыгнули со сцены, а вэйн поднял жезл над пюпитром. Через минуту над синеволосой головой закружились разноцветные водяные пузыри. Блестя круглыми боками на солнце, они выстраивались в разнообразные фигуры: то в круг, то в звездочку, то в треугольник, то в замысловатые вензеля и узоры. «В целом красиво, словно смотришь в гигантский калейдоскоп». По ногам девушки пробежал сквозняк.
— Так вот откуда ветер, — проворчала она беззлобно.
Ганна не услышала ее слов, наблюдая за представлением.
— Тисонька, а что за корзина у тебя? — полюбопытствовала Камилла. — Ты что-то купила?
Та лукаво улыбнулась.
— Подожди-ка, — крякнул Агап. — Так ты…
— Да! Я выиграла! — Тиса повисла на шее у радостно-удивленного старика.
— Святая Пятерка! — ахнул лекарь.
— Что еще за состязания? — спросила кухарка.
Тиса рассказала. В силу плохого настроения Камилла на нее сперва немного подулась — мол, как это она промолчала о намерении участвовать в конкурсе. Но долго обижаться стряпуха никогда не умела и вскоре уже обнимала девушку и вовсю хвалила. Ганна заявила, что пойдет поищет своих пострелят, заодно, может, Кошкиных встретит и скоро вернется. Тем временем наместный под хвалебную речь Тонечки и восторженные аплодисменты публики покинул мокрую сцену, а на ней появился кочевник — загорелый, белозубый, явно с бабушкой-чиванкой в родословной. Смоляного цвета волосы его были заплетены в многочисленные косички. Поставив ногу на табурет, он защипал широкобедрую чиванскую домбру. И запел:
Я вызван из мира Иного
В мир нынешний чуждый людской
Одним человеческим словом
И росчерком. Острой клюкой
Меня вырывали из пламени,
Сквозь ветры вселенной несли.
Три бренных фигуры из камня
Потом превратились в пески.
Ой, е-еу, в пески…
Но прежде, чем прахом распасться,
Судьбу мою стали вершить.
Не знал, что придется мне статься
Рабом человечьей души.
Я вынужден был подчиняться,
Грызть глотку всем тем, кто не мил
Хозяину. Весь растворялся
В злой пляске неистовых сил.
Ой, е-еу, неистовых сил…
Голос кочевника был не из лучших, однако заставлял прислушаться. Неидеальность исполнения певец с лихвой восполнял страстностью. В голосе звучали и тоска, и жажда свободы, и непокорность судьбе. Тиса вдруг вспомнила детство и вольный ветер в волосах, когда она, сверкая голыми икрами, неслась в лес, прочь из военной части. И тоску по матери, и неприкаянность, и враждебность отца к родной дочери после кончины супруги.
