С этими мыслями Тиса поднялась в библиотеку и постучала в кабинет. Когда дверь распахнулась, ее оглушил гвалт голосов на пике обсуждения. Кабинет был полон военных. Некоторые даже не из их части, а, насколько знала капитанская дочь, из таможенного военного подразделения.
— Завтра выступаем, господа!
— Вы не пожалеете, капитан! Мы найдем эту тварь! Вытравим заразу из леса!
— В четыре утра общий сбор.
Кубач вопросительно поглядел на Тису.
— Хочу поговорить с отцом, — пояснила она, осознав, что почти не слышит собственного голоса.
Но старшина понял.
— Лазар Митрич, тут к вам Тиса Лазаровна! — протрубил Кубач, заглушая голоса.
Военные примолкли, и девушка ощутила на себе сразу множество любопытных взглядов. Неприятное чувство, если признаться. И самый тяжелый взгляд принадлежал капитану.
— Отец, мне нужно с тобой поговорить, — произнесла Тиса не столь уверенно, как хотелось бы.
— Я сейчас занят. — Он нахмурился.
Подумалось, что ему, наверное, за нее стыдно.
— Но…
— Это может подождать до завтра?
Дочь смиренно кивнула. Возвращаясь в свою комнату, она злилась на себя: не стоило и ходить к нему. Очередной ее промах.
Перед сном девушка некоторое время стояла возле кровати и думала, а стоит ли вообще засыпать? Но усталость и настойка вскоре сморили, и Тиса забылась обычным сном. В нем Трихон целовал ее в лоб и гладил волосы, и не было более теплого и спокойного для нее места, чем в его объятиях.
Глава 27. Спираль
С первыми проблесками рассвета часть покинул большой отряд военных во главе с капитаном и старшинами. За воротами к ним присоединилась группа военного таможенного подразделения. Вместе мужчины собирались распределиться и прочесать лес. Тиса поднялась на третий этаж корпуса. Отсюда из окна открывался вид на подъезд к части и сонную дорогу. Стоя рядом с жильцами общежития, которым тоже не спалось в раннее утро, девушка молча провожала взглядом всадников. Единый, храни их. Она следила за отбывающими, покуда седая голова отца не скрылась за черными стволами дубов, и вернулась к себе в комнату.
Ночь без видений несколько обнадежила, заставив собраться. В тишине наедине со своими мыслями Тиса долго сидела на кровати, обхватив колени. Пересмотрев в памяти последние видения, она неожиданно для себя вдруг проследила между ними связь, которая ранее ускользала от ее внимания. Видимо, она настолько была поглощена попытками забыть увиденное, что это ослепляло ее. Но, Единый, если ее предположения верны, то…
Через пять минут капитанская дочь входила в лазарет. Кое-что необходимо было прояснить.
Лекарь встретил помощницу молчаливым кивком.
— Доброе утро. Можно?
— Чего ж нельзя? Проходи, дочка, — прокряхтел старик. Согнувшись, он продолжал разжигать огонь в печи.
— Наши все уехали, хотят лес прочесать. Знаешь?
Фомич покачал головой.
— Ох уж эти уставы…
— Думаешь, зря? — спросила она.
— Поживем — увидим… — Огонек в печи разгорался нехотя, и Агап кинул ему пару лучин. — Э-хе-хех… Афонасий-Афонасий. Хоть и не был добрым человеком… Видел Бог, норов был у него будь здоров. Но такой смерти не пожелаешь и ворогу. Единый, упокой его душу.
Тиса с задумчивым видом присела на холодный табурет.
— Ты слышал о следах на месте гибели? Говорят, животного какого-то, очень крупные.
Лекарь вздохнул так, словно предполагал неприятный разговор.
— Следы в виде трилистника оставляет птица, — хмуро произнес он. — Или, например, трехпалая зеленушка. Только эта ящерка в пять раз меньше следа, который я видел.
— Видел? — пораженно переспросила девушка.
Старик разогнул спину.
— Пришлось наведаться к дому лесника вчера. Как лекарь я должен был оглядеть покойного.
Вот где он пропадал, оказывается. Наставнику только таких впечатлений недоставало.
— Они надеялись, я скажу им, что это болезнь его съела. Только это не хворость какая, — затряс бородой врачеватель. — Здесь не природа поработала. Вот мое слово.
— А кто же? — прошептала Тиса.
— Не знаю, — закончив с очагом, старик с хмурым видом повернулся к самовару. Сняв со звоном крышку, накидал в трубу щепок. — Но по мне, чем раньше твой батюшка пошлет письмо за помощью в Ижескую вэйностражу, тем лучше.
— Значит, все же чудовище.
— Испод мира еще не таких существ рождал.
— Но если это изнань, тогда…
«Топчет землю, имени которого он не знает». Войнова поежилась, запахнув плотнее пуховой платок. От одной мысли, что вблизи Увега бродит смертельно опасное существо и уже завтра кто-то может стать новой жертвой, кто-то, кого ты знаешь, в душе похолодело.
— А где Рич? — вздрогнула она. — Почему не приходит на процедуры?
— Не переживай. Он же с Доломеей, — успокоил старик. — Бисер перебирает для ризы.
Запалив лучину, Агап опустил ее в самоварную трубу.
— Хорошо, хоть он в безопасном месте, — вздохнула Тиса, припомнив разговор о ризе. Доломея точно не пустит подопечного шастать по полям, как раньше.
На некоторое время установилось молчание. Видимо, огонь в самоваре мало-помалу разгорелся, поскольку Фомич удовлетворенно кивнул и закрыл крышку.
— Чайку не желаешь?
Тиса не ответила на вопрос, а задала свой:
— А как эти существа попадают в наш мир из испода?
— О, дочка, кто ж знает? Ходы у них свои есть, видать. Я слышал, жил в Панокии какой-то сумасшедший барон, вэйн, который этих зверушек коллекционировал. Пока одна такая тварь не схарчила его, чтобы вдругорядь кому еще неповадно было. А вот где он их отлавливал, бог знает.
— Вэйн, — процедила сквозь зубы девушка. — Точно.
Мозаика видений начинала складываться, но насколько велик узор, оставалось только догадываться.
* * *
Церковь. Молитва души, о которой мы забываем частенько, блуждая в лабиринтах суетных будней. И к которой мы прибегаем как к единственному пристанищу надежды, стоит только беде встать у порога. Тиса оставила Ватрушку у кованых ворот, накинув петлю повода на чугунную завитушку. Ступая на святую землю, подняла взор. Пять куполов держали небо, готовое обрушиться на этот мир очередным дождем.
В церковном дворике Доломея срезала розы. На расстеленный на дорожке кусок мешковины женщина кидала нежные бутоны, оставляя у себя за спиной осиротевшие кусты. Колючки в отместку пытались зацепить черный шерстяной подрясник, но это не останавливало ее.
