За спиной у Марка раздался громкий хлопок – будто кто-то свернул пустышку из бумаги и ляпнул о стол. Повеял ветерок. Кто-то сзади приглушенно вскрикнул.
А затем граф Бенедикт Флеминг рухнул на колени. Его стеклянные глаза прикипели к чему-то позади Марка.
Ворон обернулся и не увидел ничего.
Ни стен, ни башен, ни графских отрядов.
Форт исчез. Взгляд свободно проходил сквозь воздух, упирался в лесистые холмы поодаль. Там, где прежде была крепость, зиял круглый чашевидный кратер. С тихим журчанием вода из речушки стекала в него.
– Я говорила… – прошептала Гвенда.
– Знак!.. – выдохнул граф Бенедикт. – Святая Заступница явила мне знак…
Искра
26 ноября 1774г. от Сошествия
Уэймар
Есть хворь, называемая каменной. Она делает кожу твердой и хоронит человека заживо в тесном гробу его собственного тела. То же самое способен сделать страх.
Мира окаменела. Все в ней, что могло двигаться, замерло: мысли, чувства, мышцы. Остановились зрачки. Мира видит лишь то, что происходит прямо перед глазами. Слышит слова и звуки, почти не понимая смысла.
Она сидит. Четверо мужчин стоят перед нею.
Один из них сутул и сух, бородка клином, глаза горят. Он говорит сладковато, словно громким шепотом:
– Настоящая внучка Янмэй. Какой материал! Теперь все получится. Успех неизбежен!
Другой – яркий, лимонно-желтый, – клацает языком:
– Ц-ц-ц. М-да…
Он облизывает губу.
У третьего мужчины огромные витые усы и длинный кинжал на поясе, и другой в рукаве. Откуда-то Мира это знает. Усач говорит желтому человеку:
– Скверное дело. Она принцесса, как ни крути. И девочка хорошая…
– Жалко сучку, Инжи? Сам ее хочешь?
Развязный хриплый голос доносится сзади, Мира не видит человека. Он хватает ее за волосы и поворачивает к усачу.
– Гляди, какая! Кровь с молоком, да?
– Цыц! – рявкает желтый. Развязный умолкает, но ладонь остается на затылке Миры. Она чувствует шершавые мозоли.
Подает голос еще один парень, что молчал прежде:
– А может, Парочка прав. Я о том, хозяин: беда же будет, если узнают… Девчонка нужна миледи, а миледи нам не спустит…
Желтый вдруг срывается на крик:
– Заткнись!! Миледи, сука! Эта стерва – жена моего брата! Она, сука, жена моего брата!! Ясно тебе?! Она ничего не может!
– Ладно, хозяин, ладно… – мужчина опускает голову и делает шаг назад. Мира видит: у этого парня сломан нос. Сросся плохо – сплюснут, сдвинут вбок.
Желтый хозяин утихает так же резко, как и начал вопить. Поворачивает блестящие, навыкате глаза к усачу, спрашивает:
– Что знает стерва?
– Ничего не должна. Я ход за собой хорошенько закрыл. А тот, другой, что в покои милорда, чуток приоткрыл, чтобы виднелась щель. Когда хватятся девчонки, решат, что Эф ей помог и вывел через комнату графа. Там следы и потеряются.
– М-да… – тянет желтый и бормочет, будто говорит сам с собой: – Если ее отпустить, то она же все равно не забудет… Верно, Инжи?
– Боюсь, верно, – Инжи хмуро дергает ус. – Это ж внучка Янмэй. Не та порода, чтобы забыть…
Видимо, сейчас – тот единственный миг, когда Мира может повлиять на свою судьбу. У нее нет мыслей, чтобы высказать. И нет рта, чтобы произнести слова. Челюсти, сведенные ужасом, слиплись намертво.
– Она сама к нам пришла! – шепчет сутулый мужчина. Пока длилась перепалка, он приблизился к Мире и разглядывал, нависнув крючковатой тенью. – Не мы взяли, Праматерь Ульяна привела! Это верный успех!
– М-дааа! – желтый скалится ухмылкой. – Порешили. Инжи, давай обратно в замок. Если стерва пошевелит задницей, предупреди. А ты, Аптекарь, приступай!
– Прис-сступать?.. – свистит сквозь зубы сутулый.
– Приступай.
– Прис-ступаю!
Он хватается за рукоять сбоку от Миры и скрипуче вращает. Кресло под девушкой наклоняется назад, ее спина ложится на спинку кресла, неподвижный взгляд упирается в потолок, ноги задираются.
Инжи идет к выходу, Мира слышит шаги. Издали доносится его голос:
– Она любит послушать. Поговорите с нею…
– Зачем?
– Ну, чтобы было не так страшно…
Кто-то хохочет, желтый кривится, а сутулый улыбается во все зубы – совет приходится ему по душе.
– С удовольствием, с большим удовольствием!
Мира смотрит в потолок: он каменный, крестово-сводчатый, на булыжниках пляшут отблески свечей и поленьев в очаге. Сутулый Аптекарь берет ее ногу и снимает башмак, стягивает чулок. Потирает ладонями ее стопу, кладет пяткой на дощечку, соединенную с креслом. Затем проделывает то же со второй ногой. Бедра Миры лежат над просветом меж сиденьем и дощечкой. Она чувствует сырой морозец, идущий от пола.
– Мы займемся великим делом, – говорит сутулый. – Славным делом для всеобщего счастья! Многое нам предстоит сделать, ох как много! А начнем вот с этого.
Он показывает Мире стеклянную колбу, в горловину которой вставлена воронка, и острый нож. Приседает у ног девушки, со стуком ставит колбу на пол, проводит лезвием по голому бедру. Мира молчит. Не потому, что не чувствует боли, а потому, что не в силах разжать зубы.
Аптекарь глядит на результаты дела. Слышится тихий, ритмичный звук: кап… кап… кап… Кровь падает в воронку.
Желтый хозяин стоит по другую сторону, так же упершись взглядом в колбу. Зрелище капающей крови завораживает обоих.
– Хорош-шо… – шепчет Аптекарь.
– Думаешь?.. – спрашивает желтый очень тихо, будто в церкви.
Аптекарь вносит стеклянный щуп под рану, ловит несколько капель крови, рассматривает. Дает им стечь вдоль щупа, оставив дорожку. Пробует кончиком языка.
– Хорошая, хорош-шая… Уж я-то понимаю в этом.
– Думаешь… долго она?.. – голос желтого срывается от волнения.
– Она-то?.. Внучка Милосердной Янмэй, северянка и, к тому же, послушница Ульяны? Да еще такая, что побывала на Звезде и вернулась? Она будет лучше всех! Самая лучшая!
– И… получится?
Врывается чей-то грубый голос:
– Хозяин, можно мне того… с нею?
Желтый хлопает веками, вырванный из таинства. Накидывается на парня:
– Ты совсем одурел?! Дерьмо! Дрянной скот! Нужен чистый сок, а не с твоей поганой слизью!
– Хозяин, я ж не про нее… Не с этой, а с той, второй…
– Поди вон!
