Новым щупом Аптекарь быстро обшаривает рану, собирает появившиеся капли.
– Ммм-ммм! У-уууу!..
– Лимфа выступает немного раньше крови, так что нужно успеть… Вот и все, мы успели, очень хорошо.
– Тварь! – выдыхает Мира. – Подонок! Хоть понимаешь, что с тобой будет?! Тебя выжмут досуха! Все соки твоего поганого тела выльют в колбы!
Аптекарь хмурится, тянется за щипцами. Заносит над лицом Миры, она с ужасом видит уголек прямо над своими губами.
– Откроешь рот – разожму щипцы.
Она стискивает зубы.
– Хорош-шо.
Он убирает щипцы и подносит к ее рту мех с водой:
– Хочешь пить?
Мира пьет, обхватив горлышко губами.
Погодя, Аптекарь продолжает рассказ.
– К сожаленью, наши опыты показали, что даже правильной смеси соков недостаточно. Многое зависит еще от того, какую волю к жизни проявит человек во время кризиса. Иными словами, мы зависим от качества человеческого материала. Какое-то время подопытный сопротивляется своей судьбе, потом сдается и вскоре уходит. Мы убедились, что это время очень различно. Женщины обыкновенно держатся дольше мужчин, потому мы отказались от работы с мужчинами. Лучше иных сопротивляются люди, что уже бывали на грани смерти (например, пережили хворь). Наконец, мы дважды работали с благородными – брали их из камер нижнего круга, подменяя другими людьми. Благородные держались не дольше черни, но ведь они были истощены пребыванием в темнице. Следовательно, при равных условиях благородные окажутся лучше простолюдинов. Так что ты… ооо! Самый лучший материал, что попадал к нам. Хорошо, что ты сама пришла. Лорд Мартин приметил тебя в первый же день, но взять было бы слишком опасно…
– Вы взяли Линдси вместо меня?..
– Служанка всегда носит отпечаток своей госпожи. Особенно когда так старается быть на нее похожей…
Его прерывает истошный женский крик. Кто-то захлебывается ужасом и болью.
Мира вздрагивает, выкручивает шею, но не видит, не дотягивается взглядом.
– Это Линдси?..
– Линдси?.. Нет. Эту зовут… – Аптекарь переворачивает лист своей учетной книги, – Джейн.
– Что с Линдси?
– У-уу… Она разочаровала нас. Всего семьдесят шесть часов… Служанка – не госпожа. Мы ждали большего…
– Семьдесят шесть часов… – повторяет Мира, чувствуя, как волосы становятся дыбом.
Джейн снова кричит, и Аптекарь недовольно морщится.
– Что-то там не то делается… Нужно мне посмотреть.
И он выходит.
Мира понимает, что осталась одна. Нужно что-то сделать. Попытаться, предпринять. Освободить руку. Ослабить ремни. Придумать, как договориться с палачами. Чем запугать или подкупить, или перехитрить… Но думать не получается. В голове звучит единственное число: семьдесят шесть часов. Оно давит, наваливается ледяной глыбой, расплющивает. Семьдесят шесть часов. Всего. Нет. Нет! Святые Праматери, нет!!!
Раздавленная ужасом, Мира не чувствует времени. Сколько-то спустя крики затихают… Потом возвращается Аптекарь. Глядит на часы – весь песок в нижней колбе.
– Вот и прошло два часа. Быстро, а? И ты совсем свежая, как в начале.
Он переворачивает часы.
– Время для новой порции соков.
Не сразу Мира понимает смысл.
– Нет, умоляю вас! Не нужно!..
– А-та-та… Нужно, как же иначе? Конечно, нужно!
Он делает новый надрез на ее бедре, поскольку старый почти не кровоточит. Берет щипцы, тянется к жаровне.
– Нет! Прошу! Да есть ли у вас сердце!
– Болван! – рявкает, подходя, Мартин. – Где желчь?
– Ой!..
– Берешь вторую кровь, а первой желчи еще нет. Соберись, старый дурак!
– Виноват, хозяин. Это от близкого успеха… Я очень волнуюсь.
– Так успокойся! И возьми чертову желчь.
Аптекарь крутит вороток и устанавливает кресло вертикально. Отстегивает руки Минервы, ослабляет ремень на груди. Лишь бедра ее остаются привязаны.
Аптекарь берет горшок, ставит на колени Мире.
– Нужно, чтобы тебя стошнило. Сунь два пальца поглубже в рот. В самое горло, поняла?
Ее руки свободны, но ноги еще связаны…
– Погодите! Я хочу в туалет.
– В кресле дырка, а под ней ведро. Делай все здесь.
– Нет, нет! Я не могу так, отведите меня!..
– Не можешь – терпи. И сунь два пальца в глотку! Больше повторять не стану!
Мира запихивает в рот пальцы – они горьки от грязи. Закашливается, сгибается, падает вперед, сколько позволяет грудной ремень. Рука дотягивается до столика… Мира хватает нож и бьет Аптекаря в лицо.
Недостаточно быстро. Палач успевает защититься. Сдуру он подставляет раскрытую ладонь, и нож пробивает ее насквозь.
Аптекарь таращится на лезвие, торчащее из ладони в дюйме от его глаза. Судорожно вдыхает и начинает орать.
– У-аааааа!
Мира выдергивает нож, а в следующий миг Мартин Шейланд бьет ее по лицу. Так, что голова отлетает на спинку кресла. И еще раз. Выкручивает руку, отшвыривает лезвие.
– Мелкая тварь! Не хочешь по-хорошему?!
Он расстегивает ремни и рывком поднимает Миру на ноги.
– У-у-ааа! – захлебываясь, вопит Аптекарь.
Мартин дает ему оплеуху.
– Цыц! Закрой дупло и иди за мной! И ты тоже!
Это – егерю со сломанным носом. А это – уже Мире:
– Ты хотела знать про Линдси? Сейчас узнаешь!
Он волочит ее за шиворот вдоль зала, Мира судорожно перебирает ногами, чтобы не упасть. Аптекарь спешит следом, зажимая ладонь тряпкой. Егерь снимает с крюка фонарь и догоняет остальных.
Зал кончается небольшой дверцей, егерь раскрывает ее и входит первым, освещает новое помещение. Тоже погреб, такой же длинный и сводчатый, как этот. В нем бочки – штук двадцать или тридцать рядами вдоль стен. Только здесь они не гнилые и старые, как у тайного хода, а крепкие, ладно сбитые, закрытые крышками. Стоит смрад. Тошнота подкатывает к горлу.
– Нет!.. Прошу, нет!
Мартин тащит Миру к ближайшей бочке. Егерь ставит фонарь, вынимает кинжал. Левой рукой зажимает нос, правой вгоняет лезвие в щель и срывает с бочки крышку.
– Вот тебе Линдси, любуйся.
Все темнеет. Кожа покрывается льдом. Желудок выползает через глотку.
Мира падает на колени, ее выворачивает. Она не ела уже сутки, в животе ничего, кроме горькой слизи.
– А вот и желчь, – говорит Мартин.
Аптекарь приседает рядом с Мирой, сует щуп в лужицу желчи…
