Менсон запихивает в себя салат и ломтик хлеба с тончайшим слоем паштета. По утрам никогда нет аппетита, а сегодня хуже обычного. Менсон два дня праздновал триумф Адриана, а на третий сплоховал. Сбежал из-за стола с отчаянной болью в животе, скрючился под одеялом и промучился несколько часов, пока не уснул. Сегодня боль притихла, но напоминала о себе, прохаживалась холодком по кишкам.
– И вот герцог Литленд сказал: Гордон, дескать, самый старый паук в замке. Ему никак не меньше пятнадцати лет. Литленд свел с ним знакомство одиннадцать лет тому, когда по ошибке забрел в старую башню. Гордон уже тогда был больше маслины. Литленд сказал, что паук – символ мудрости и проницательности. Наблюдай за пауками, и поймешь, как устроена держава. Так сказал герцог Литленд, и все ему поверили. С тех пор в замке любят пауков и пестуют, как домашних животных. Вот как обезьянок или кошек! Ты можешь представить?!
Менсон может представить себе нечто куда более занятное. Покойный император Телуриан, бывало, держал людей в качестве домашних животных. Своего младшего брата, например. С тою лишь разницей, что не нашлось банки, достаточно большой для человека. И никто, конечно, не называл Менсона символом мудрости.
– Ладно, – говорит Форлемей, – это я так рассказал, для забавы. Ты скажи, как здоровье? Получше стало?
Менсон, конечно, молчит. Адъютант придирчиво заглядывает ему в лицо, потом оценивает количество съеденного.
– Вид у тебя, надо сказать, не ахти. Зато ешь не меньше обычного, значит, состояние такое, терпимое. Оно и хорошо, ведь тебя его величество вызывают. Если вывернет наизнанку в присутствие владыки, то получится конфуз, а не хотелось бы…
Менсон вздрагивает, резко поднимает голову.
– Но, но, чего всполошился-то! Владыка тебя не срочно вызвал – стал бы я мешкать, если б так. Его величество сказали: «Пускай поест не спеша, а тогда уже веди ко мне». У владыки, если хочешь знать, и без тебя хватает дел. У него на приеме шиммерийский принц, все генералы и леди Катрин. Три дня, значит, праздновали, а теперь совещаются. И я так себе думаю: совещание, видимо, по хорошему поводу. Скажем, награждение или раздел трофеев. Будь что плохое, владыка не откладывал бы до конца пира. Плохое всегда идет безотлагательным порядком. Верно говорю, а?
Ко встрече с императором Менсон надел треххвостый колпак с бубенцами. Все недели похода носил шляпу и чувствовал себя ужасно неловко, будто с него содрали шкуру и натянули чужую. Теперь он улыбался, слушая перезвон. Кажется, бубенцы радовались каждому его шагу.
В коридоре Менсон встретил принца Гектора. Тот только вышел от Адриана и светился так, что Менсону пришлось прищуриться. Что бы ни обещала Корона шиммерийцам за помощь в кампании, она выплатила долг сполна. Поравнявшись с шутом, принц трепанул один хвост его колпака и расхохотался.
На приеме у Адриана были в этот час пятеро. Генералы Дейви и Гор, полковники Мюррей и Хайтауэр, а также леди Катрин Катрин, до странности хорошо вписавшаяся в компанию военных. Адриан, как и предполагалось, раздавал награды. Когда Менсон вошел в приемную, император вручал полковнику Мюррею искровую шпагу. Было время, когда Менсон недурно разбирался в оружии. Мог объяснить, в чем разница между хорошей шпагой и скверной; отличал клинок, стоящий сотни золотых, от клинка, что будет стоить тебе либо пары монет, либо жизни – смотря по ситуации. Сейчас Менсон и двух слов не связал бы в оружейной теме, но сохранил умение видеть прекрасное. Есть особый вид тонкой, лаконичной, молчаливой красоты, присущей лишь клинкам поистине мастерской работы – и ничему другому во всем подлунном мире. Наградная шпага была как раз этого сорта: казалось, император вручил Мюррею луч света, вложенный в ножны.
Менсон знал полковника Мюррея: тот, вообще-то, не был занудой. Любил посмеяться, не раз выпивал с южанами; солдат держал в строгости, но не по злобе, а для их же блага; обожал своего коня и, бывало, беседовал с ним, когда думал, что никто не слышит. Словом, живой человек, не истукан в мундире. Однако на приеме у владыки Мюррей посчитал долгом чести не выразить ни малейшего проблеска эмоций. Принял награду с каменным лицом, отрывисто кивнул, гаркнул: «Рад служить вашему величеству!» Не дрогнул ни одним мускулом, не моргнул глазом, словно было ему глубоко плевать и на шпагу, и на императора с его похвалами. Адриан, ничего другого и не ожидая, отпустил полковника. Тот ушел, чеканя шаг, глубоко довольный своей выдержкой.
Полковнику Хайтауэру достался в награду шлем с золотой гравировкой имперского пера и меча. Для поля боя сомнительная штука: арбалетчики первым делом выцеливают воинов в дорогих шлемах, не без причин считая, что это и есть офицеры. Однако для парадов в Фаунтерре – прекрасный шлем.
Генерал Гор получил свиток бумаги, опечатанный сургучом. С позволения владыки, сразу взломал печать и прочел грамоту. В отличие от полковников, генерал не смог сдержать чувства. Он засиял счастливой улыбкой и трижды благодарно поклонился, сказал что-то о своих детях. Грамота в его руке осталась развернута: упомянутый кусок земли был велик и мешал бумаге свернуться в трубочку.
Подошла очередь генерала Дейви. Перед разговором с ним владыка отпустил остальных военных.
– Как полагаете, генерал, вы заслуживаете награды? – без тени насмешки спросил Адриан.
– Пф. С чего бы, ваше величество? На фланге дрался Мюррей, во фронте Гор. Я командовал резервом. Было дело, я приказал выдвинуться двум ротам. Вот и все мое геройское участие в битве.
– Но план сражения был вашим. Это вы придумали поставить южан авангардом и заманить шаванов в засаду.
– А Гор советовал другое, а Мюррей – третье. Заслуга вашего величества, что выбрали и воплотили подходящую идею.
– Скромничаете, генерал?
– Не страдаю этим недугом. Если сделал что хорошее, то непременно похвалюсь. Но когда хвастаться нечем – тогда чего уж…
– Пожалуй, вы правы: преданностью не хвастаются. А тем более – дружбой с мятежниками.
Генерал искривил губу и взрыкнул.
– Харрр. Ориджин – хитрый черт. Кто считает северян простаками, тот полный дурак. Вот я такого дурака и свалял… Два года пил с мятежником, но понятия не имел, что он замышляет.
– Плачевная оплошность, – кивнул владыка.
– Угу… – буркнул Дейви.
Из-за этой оплошности он потерял командование целым корпусом и получил взамен один батальон резерва. Что, впрочем, тоже неплохо. Лучше потерять корпус, чем титул или голову.
– Меж тем, я рад, – произнес владыка, – что именно ваша идея оказалась наилучшей. Положенье было сложным, одна тактическая ошибка – и мы разбиты.
– Война, ваше величество. Ошибок лучше не делать.
– Но какая заманчивая возможность для друга мятежника: дать императору скверный совет. Не из рук вон плохой, а просто шероховатый. Такой, что будет принят, но в итоге обернется поражением… Военачальник с вашим опытом смог бы измыслить такую штуку.
