— Бедная девочка, бедная маленькая девочка! Как мне жаль тебя! — проговорила она печально. — Я действительно не фея, а только Симолинь… графиня Анна Симолинь. Но я постараюсь успокоить тебя и помочь тебе чем могу. Расскажи мне твое горе, малютка!
И говоря это, она нежно посадила меня к себе на колени, притянула к себе и, приглаживая своей ручкой мои волосы, ждала, когда я расскажу ей мое горе.
И я рассказала ей все. И про мамочку, и про Рыбинск, и про дядину семью, и про злых девочек…
Она слушала меня очень внимательно и поминутно менялась в лице. Когда я ей рассказывала про смерть мамочки, она сделалась вся белая как снег, а когда я передавала ей, как злая Бавария хотела меня высечь, молоденькая графиня вся покраснела, как пион, и топнула ногою.
Когда я кончила мой недолгий рассказ, Анна крепко обняла меня и сказала:
— Мне особенно жаль тебя, потому что в твои годы у меня тоже умерла мама. Но я была все-таки счастливее тебя: у меня остался папа, который очень, очень любит меня и делает все, что я его ни попрошу. А у тебя никого нет, бедная, бедная девочка! Хочешь, я буду твоим другом? Да? Когда у тебя будет горе, приди сюда. Только чтобы злые девчонки не знали, что ты дружна со мною, а то они будут еще хуже дразнить и мучить тебя. В гимназии нашей есть правило, которое запрещает девочкам маленьких классов дружить со старшими… Но если тебе уж очень тяжело будет, ты обвяжи платком руку и выйди в перемену между двумя уроками в коридор. Я тогда буду знать, что ты вызываешь меня сюда, в библиотеку… Согласна?
— Еще бы! — вскричала я радостным голосом и крепко-крепко поцеловала мою новую знакомую.
— Да, я и забыла самое важное! Как тебя зовут, девочка? — спросила молоденькая графиня.
— Еленой меня зовут у дяди, а мамочка… — начала я и запнулась.
— Как звала тебя твоя мамочка? — заинтересовалась юная графиня.
— Ленушей, — тихо, чуть слышно проронила я.
— Ну, и я буду звать тебя Ленушей! Хорошо. А теперь до свидания, Ленуша! — произнесла она ласково и крепко обняла меня. — Ступай в класс и не обращай внимания на злых девчонок. Они скоро поймут, как были не правы с тобой. Прощай!
И еще раз поцеловав меня, графиня Анна быстро пошла к двери. Я долго смотрела ей вслед, до тех пор пока ее стройная, высокая фигурка не скрылась в коридоре. В какие-нибудь четверть часа я успела полюбить эту красивую, добрую девочку так, как никого еще не любила после мамочки.
Теперь моя жизнь в гимназии не казалась мне такой печальной и пустой: я приобрела друга, который обещал скрашивать мне мои горькие минуты, и я чувствовала, что эта черненькая Анна любит меня, точно родную сестру.
14. Моя жизнь. — Дядина ласка. — Драка
Приближалось Рождество. Худо ли, хорошо ли, но я уже прожила около трех месяцев в доме дяди. В эти три месяца жизнь моя нимало не изменилась: так же приходилось мне терпеть от злых выходок Ниночки и Жюли, хотя последняя как-то меньше задевала меня со дня гибели Фильки, и издевательства Жоржа, считавшего вполне естественным, чтобы девочки терпели гонения от мальчиков, и наказания Баварии, или «ревельской кильки», как с того злополучного дня прозвал ее Толя. Сечь меня она, однако, больше не собиралась — вероятно, чтобы не повторился прежний припадок у Толи. С последним мы были теперь неразлучны. В свободное от уроков время я прочла ему «Робинзона Крузо». Познакомившись с этой интересной повестью, мой двоюродный братишка решил, что Пятница действительно совсем особенный дикий, и решил с этих пор быть моим Пятницей.
В гимназии дело обстояло так же, как и в день злополучного чтения басен. Девочки поминутно нападали на меня — то та, то другая. Только Жюли теперь как бы не замечала меня. По крайней мере, когда мы встречались глазами, она потупляла свои, поджимала губы и делала вид, что меня не видит совершенно. Зато графиня Анна каждую свободную минуту виделась со мною. Каким-то чудом девочки не замечали нашего знакомства и свиданий в библиотеке.
Ах, что это были за свидания! Анна, несмотря на свою молодость (ей было не больше пятнадцати), объездила полмира со своим отцом. Они были очень богаты и могли путешествовать все свободное время. Отец Анны был очень важный сановник и зимою имел очень много работы. Зато летом они с Анной каждый год ездили за границу. Как любила эти поездки с отцом молоденькая графиня!
Я благодаря ее рассказам (а рассказывать Анна умела мастерски) узнала и про египетские пирамиды, в которых древние египтяне хоронили своих царей, или фараонов, и про Эйфелеву башню, самую высокую башню в мире, и про Адриатическое море, вечно теплое и вечно голубое…
В короткие минуты встреч Анна делилась со мною всем, что сама знала, и, Боже мой, как я любила эти встречи, как любила милую, дорогую Анну!
— Ну, детвора, через два дня плясать будем, — говорил перед кануном сочельника дядя, входя в зал в послеобеденное время, когда мы все, чинно рассевшись подле Баварии, слушали рассказ о том, как один неблагонравный мальчик набил шишку на носу другому, благонравному, и как в награду пострадавшему мать дала черносливу, а неблагонравного драчуна поставила в угол… История была прескучная, но мы должны были ее слушать, потому что уроков учить не полагалось, так как занятия в гимназии прекратились и нас распустили на рождественские каникулы по домам.
Дядя был в отличном настроении; он только что приехал откуда-то и внес с собою струю свежего морозного воздуха и белые снежинки, не успевшие растаять на усах и бороде.
Толя первый вскочил со своего места, за ним — Нина, за Ниной — Жорж и за Жоржем — Жюли.
Надо сказать, что дядя любил всех своих детей одинаково и не делал различия между хорошенькой Ниночкой и горбуньей Жюли. Но он редко бывал дома и, занятый службой, не мог много времени посвящать детям.
— Папа, — кричала Жюли, — непременно пригласи на елку Ивину, Рош, Мордвинову и Рохель! Это мои лучшие подруги…
— Ну вот еще! — процедил Жорж. — Очень нужно! Лучше, папа, гимназистов позови: Валюка, Ростовцева, Чернявина, Ясвоина, Котикова, Мухина, Дронского, Скворцова… а то — что девчонок! Ей-богу! Они только пищат и кривляются: «Ах, какой бантик! Ах, прелесть кушак! Ах, восторг ленточка!» Кудах-тах-тах, кудах-тах-тах! Курицы — и только! Остроумно!
Дядя смеялся.
— Всех позовем, всем места хватит… А тебе, Леночка, кого пригласить хочется, а? — обратился он неожиданно ко мне.
Я смутилась.
— Может быть, из подруг кого хочешь? — поглаживая меня по голове, ласково спрашивал он.
— У меня нет подруг, дядя! — чуть слышно произнесла я.
— Как! Никого нет в классе, кто бы подружился с тобою?
— Нет, дядя!
— Ну а так у тебя помимо гимназии разве нет подруг?
Я задумалась на минуту. «Пригласить графиню Анну?» — мелькнуло в моей голове.
Но тут же я оттолкнула эту мысль. Молоденькая графиня строго-настрого, ради моего блага, запретила мне говорить про наше знакомство. Нет, решительно я не смела приглашать ее к нам, и я уже хотела поблагодарить дядю за его внимание ко мне и сказать, что у меня нет подруг, как неожиданно над моим ухом прозвучал насмешливый голосок Ниночки:
