Инжи Прайс если и работал часовщиком, то лишь пару лет. Те чайки в тумане – дворянка едва сумела рассмотреть их. Глаза Инжи были глазами моряка, а не часовщика.
На запястье усача, действительно, имелись четыре шрама. Но оставил их не нож самоубийцы – слишком широки и рельефны для ножа. Если приглядеться, поймешь: это не надрезы, а ожоги. Таким знаком клеймят заключенных на каторжных работах: в рудниках и на галерах. По виду клейма можно определить, за какое злодейство человек отбывал наказание и где именно. Девушка не знала тонкостей, но даже сам факт каторги уже о многом говорил.
Не верилось, что такой человек, как Инжи, мог попасть на галеру за мелкое преступление. Кажется, на галеры вообще не отправляют за мелочи… К тому же, Инжи слишком уверен в себе, самолюбив и лукав, слишком легко и находчиво лжет. Не похож на мелкого воришку. За что бы ни судили его, это было нечто серьезное. Должен был он провести на галере лет десять, и если бы сошел на берег живым, то – глубоко больным, дряхлым, сломленным. Однако же, он отнюдь не таков, из чего следовал новый вывод: Инжи бежал с галеры. Или из рудника, что ничуть не проще. Выходит, это – решительный, отчаянный, дерзкий человек. По крайней мере, был таким в молодости.
Далее. Его служба курьером – новая ложь. Имперские почтовые курьеры – прекрасные бойцы и всадники. Не всякая лесная банда захочет связаться с одним-единственным имперским посыльным. Оружие курьера – полуторный меч, а друг и соратник – конь. У Инжи, меж тем, слишком узкие плечи для мечника и слишком ровные ноги для конника. Однако по свету он поездил – это правда. Очень уж яркими и точными были картинки городов: девушка могла сверить, когда Инжи описывал Лабелин и Фаунтерру. Дворянка предполагала: он начал скитания после побега, подался на Север, и в Уэймаре, действительно, попал на службу к Виттору Шейланду. Каким образом? Проявил себя, выполнив поручение? Вряд ли: граф не стал бы связываться с каторжником. Способ один: Инжи записался в графский наемничий отряд. Девушка не знала, что Виттор Шейланд – ее сюзерен – собирает отряды наемников, но приходилось допустить это. Уже там, в наемном войске, Инжи Прайс выслужился и привлек внимание офицера, а затем и графа. Кем он служил? Не мечником и не всадником. Лучник? Возможно: глаз зорок, пальцы крепки. Но обычный стрелок вряд ли далеко продвинется по службе, слишком уж мало зависит от одного лучника. Сейчас, на шхуне, Инжи носил только нож, и пару раз девушка видела, с каким удовольствием он вертит его в руках, прежде чем протереть и сунуть в ножны.
Она пришла к выводу: Инжи Прайс – асассин на графской службе. Любовь к ножам при равнодушии к мечу, зоркий глаз, дерзость, лукавое красноречие – качества, полезные именно наемному убийце. Еще весною девушку покоробило бы от этой мысли. Сейчас был лишь интерес, желание разгадать.
Одно оставалось ей неясным: откуда взялось прозвище Инжи Прайса? Его могли бы звать Усачом или Ножом, или Меченым, или, мало ли, Старым Волком… Но дело обстояло иначе. В кабине экипажа, уносящего их от монастыря Ульяны Печальной, мужчина внимательно так осмотрел дворянку и сказал:
– Тебе, видать, интересно, кто же я есть. Вот и скажу: звать меня Инжи Прайс, а прозвище мое – Парочка. Иные обижаются на прозвища, а я – нет. Если говорят: Инжи Парочка, – то я только улыбаюсь.
Тогда – сразу – и проснулось в ней любопытство. Но, будучи хорошо воспитана, девушка лишь сказала в ответ:
– Очень приятно, сударь. Мое имя…
Парочка поднес палец ко рту девицы.
– Тссс! Ты, по всему, высокородная, как митра на епископе. Сейчас насыплешь кучу имен, да все – женские. И мне, значит, доведется перед тобой ходить на цыпочках, а тебе – изображать этакую фифу. Давай без этого, малютка, а? Что скажешь?
Дворянка пожала плечами и сказала одно слово:
– Мира.
В ту самую секунду она ему и полюбилась.
Он, впрочем, никогда не звал ее по имени, всегда – крохой, малюткой, дорогушей или как-нибудь еще. Однако если кто другой из двадцати воинов отряда хотел заговорить с нею, Инжи Прайс тут же вмешивался:
– Ее зовут Мира, но для тебя – миледи, а лучше – ваше высочество. Быстро говори, чего тебе надо от барышни, и больше не приставай!
К полудню, как и предвидел Парочка, шхуна пришла в Уэймар.
* * *
Графский замок маячил на холме, отлично видимый еще из бухты. Серокаменные его стены густо заросли плющом и потому казались невероятно древними. Дороги от двух ворот замка сходили прямо в городской лабиринт и терялись из виду. Склоны цитадельного холма были облеплены домишками, испещрены кривыми улочками. Мира представила, как воет в тумане сигнал тревоги, и горожане высыпают на улицы, ручейками стекаются под защиту замковых стен, оставив пустые жилища захватчику. Насколько она знала, в прошлые века Уэймар был дважды сожжен западниками и однажды – нортвудцами.
Воины эскорта остались на подворье, а Миру проводили в холл Инжи Прайс и Эф. Отрядом, освободившим девушку из монастыря, почему-то командовали два человека. Эф, он же сир Френсис Мюррей, был молод, если не юн, заносчив, горделив и вспыльчив. Никогда и ничем не бывал доволен, презрительная ухмылка редко сходила с его лица. Однако, наравне с матерым Инжи, Эф пользовался огромным уважением среди воинов отряда. Тем уважением, которое легко примешь за страх – и не сильно ошибешься.
Двое старших офицеров замка – кастелян и капитан гвардии – встретили прибывших. Радушно поприветствовали Миру, предложили чашу горячего вина и уютное кресло, из чего девушка поняла: разговор мужчин не предназначается для ее ушей. Она пила и смотрела на огонь, пока четверо вассалов Шейланда беседовали о чем-то в другом углу зала. Она смогла расслышать всего несколько слов: «…распорядился …Нортвуды …нужно ей сказать».
Освободившись, Эф подошел к ней:
– Идемте со мной, миледи. Провожу вас в покои.
Ей выделили прекрасную комнату в башне гостевого дома, с окнами на все четыре стороны.
– После монастырской пещеры, миледи, вам должно прийтись по душе, – сказал Эф, ведя Миру вверх по лестнице.
Башни и крутые ступени граничили в памяти Миры с ядом, хворью, взведенным арбалетом. Она передернула плечами.
– Вы так добры, сир.
– Не я, а граф, – сказал Френсис. – Он велел дать вам все необходимое. Платья ждут в комнате, служанка скоро придет. Прослежу, чтобы выбрали толковую, а не полную дуреху.
– Благодарю вас.
– Мне сказали, вы любите читать. Желаете, чтобы принесли книги?
– Буду признательна.
– Какие?
– «Голос Короны».
– Свежий? Или все за полгода?
– Вы так добры.
– Пустое, – бросил Эф. Не со светской скромностью, а так, будто сыт по горло вежливыми беседами.
Он впустил девушку в комнату. Здесь и вправду было очень уютно. Большой камин, два кресла и круглый столик, секретер со множеством ящичков для писем, постель под балдахином, искровая лампа у изголовья. Окна утоплены в нишах необъятной толщи стены – нужно миновать небольшой туннель, чтобы добраться до стекла. Два из четырех окон оказались на самом деле прозрачными дверцами, ведущими на балконы. Все стекла покрывали искусные витражи.