Эрвин попытался рассмеяться. Сумел лишь издать два отрывистых «ха».
– Ха. Ха. Вот кого мне сейчас не хватало, так это святого отца и женщины. Причем двоих сразу.
– Они… какие-то странные. Священник назвался Давидом, говорит, что прибыл аж из Альмеры. Представляешь? А женщина – та вообще отказалась назвать имя. Таинственная незнакомка. Я думал, это тебя развлечет.
– В целом, ты прав… Незнакомки и монахи – что может быть краше? Но сегодня я и так весь во власти развлечений.
Эрвин поднял кубок, Деймон выпил с ним. Как показалось, нехотя.
– Ты поступил правильно, кузен, – сказал красавчик.
Герцог поморщил нос:
– Избавь меня от снисхождения. Ты стоял за штурм, как и все остальные. Вероятно, ваши пожелания сбудутся. А сейчас пригласи лучше тех двоих… Священника – первым.
Святой отец имел вид небогатого человека, проделавшего много миль пешком: сбитые башмаки, пыльный плащ, истертый по подолу, унылая шляпа, потерявшая всякую форму от множества перенесенных дождей. Шляпу он держал перед грудью обеими руками. Для полноты картины смиренного нищенства не хватало, чтобы мял ладонями поля и слащаво так, пожевывая губы, блеял: «Ва-аша све-етлость…» Нельзя сказать, что Эрвину стало противно – поскольку и прежде было не сахар. Но от вида священника замутило еще сильнее. Эрвин принял беднягу лишь затем, чтобы отделаться от Деймона с его унизительным сочувствием. Теперь цель достигнута, можно и прогнать визитера.
Он спросил для очистки совести:
– Зачем вы искали меня, отче?
– Я, собственно, не искал вас, милорд, – спокойно ответил путник. Голос был ровный, бархатный.
– Но вы чего-то от меня хотите?
– Нет, милорд. Ничего.
Теперь Эрвин отметил несколько черточек. Во-первых, святой отец звал его просто «милордом», а не «вашей светлостью». Как служитель Церкви, Давид имел такое право, однако редкий сельский священник рискнул бы этим правом воспользоваться. Во-вторых, священник дождался, пока Эрвин начнет беседу, и не стал называть себя – знал, что Деймон уже сообщил его имя. То и другое подразумевало знакомство с феодальным этикетом.
– Ничего не хотите?.. – удивленно переспросил Эрвин.
– Нет, милорд.
– Тогда зачем пришли ко мне?
– Видите ли, милорд, я шел не к вам. С группою паломников я направлялся в Кристальные Горы, к священной купели Створок Неба. Но встретил девушку, которая очень хотела повидать вас. Настолько хотела, что готова была одна идти через земли, охваченные войною. Я отклонился от пути, чтобы сопроводить ее.
– Что ж, кем бы ни была девушка, вы поступили благородно. Я распоряжусь, чтобы вам выделили ночлег и питание, и подаяние для вашей церкви.
– Благодарю вас, милорд.
Здесь, по логике беседы, священник должен был откланяться, однако он стоял все так же, не сделав и движения в сторону двери. И шляпу отнюдь не мял. Пальцы Давида и не думали дрожать… в отличие от пальцев Эрвина.
– Имеете что-то еще на уме, отче?
– Я хочу предложить помощь, милорд.
– Какого рода?
– Идя через ваш лагерь, милорд, я не увидел ни одного пьяного и не услышал ни единой песни. Меж тем, мне сказали, что вы прибыли сегодня. Если войско не радуется своему герцогу, значит, печаль лежит на душах бойцов. Затем мы попросились к вам на прием и я, признаться, не питал ни малейшей надежды на успех. Я сказал моей спутнице: первым вечером в стане войска милорд будет пировать с полководцами. С большим удивлением я увидел вас в одиночестве. Потому и решил, что могу быть полезен: место священника там, где горе.
Эрвин потер глаза кулаками. Умные священники – отнюдь не частое явление. Хочется рассмотреть получше.
– Вчера мы понесли потери. Завтра будут похороны, так что сегодня не до празднований.
– Соболезную, милорд. Однако…
– Что?
– Полагаю, ваша печаль не с этим связана.
– Отчего так думаете?
– Вы прибыли сегодня, милорд, и ваши вернейшие вассалы были при вас. Воинов, что погибли вчера, вы не знали. Такими сделали нас боги: истинно горюем лишь о том, кто был нам близок.
Смелый священник, – отметил Эрвин. Следом пришла другая мысль – тревожная.
– Не желаете ли присесть, отче? – предложил он.
– Благодарю, милорд.
– Здесь тепло. Вы можете снять плащ, если угодно.
Давид повесил на спинку стула плащ и шляпу. Эрвин обвел взглядом его фигуру. Сюртук священника был скроен так, что не мог скрыть какого-либо оружия, кроме, разве, крохотного стилета. Кинжалы Эрвина – обычный и искровый – лежали вместе с поясом на софе в двух шагах. Это внушало уверенность.
– Вы прибыли из Альмеры, отче?
– Да, милорд.
– Как идут дела в Красной Земле?
– Скверно, милорд. К великому сожалению, его светлость приарх Галлард испытывает большие трудности. Он – наследник герцогства по светской линии и духовный отец по линии Церкви. Казалось бы, как миряне, так и духовенство должны радоваться его воцарению.
– Тем не менее?..
– Вышло с точностью до обратного: недовольны и те, и другие. Вассалы покойного Айдена утверждают, что землею должен править воин и политик, а не священник. Духовенство же ропщет на то, что приарх поддерживает владыку – нечестивца.
– Высказываетесь весьма откровенно, как для святого отца.
– В противном случае мне пришлось бы лицемерить. А этого я хочу менее всего.
Хм.
– Как уже сказано, завтра предстоят похороны моих рыцарей. У нас, северян, принято, чтобы отходную по рыцарям читал первородный полководец. Не посоветуете ли подходящую молитву?
Отец Давид продекламировал три первых строфы «Напутствия Печальной Ульяны». Плавно, без запинок, с душою. Спросил:
– Проверяете меня, милорд?
– Ко мне дважды подсылали убийц, отче. Второй из них был столь же умен, как вы.
– Я не асассин.
Отец Давид спокойно покачал головой. Как ни странно, Эрвин поверил ему. Даже тревога не нашла, что сказать.
– А даже будь я убийцей, – добавил священник, – не стал бы делать грязную работу сегодня. Кто умрет в радости, возьмет радость с собою на Звезду. Кто умрет в печали – возьмет печаль.
– Сегодня я убил двадцать пять человек, – неожиданно для себя выпалил Эрвин. – Безоружных и невинных.
– Зачем вы это сделали?
Эрвин почувствовал, как губы кривятся в злой усмешке.
– Потому, что я – мятежник и государственный преступник. Бессердечный северянин. Чудовище.
– Это не единственная причина.
