– Те двадцать пять были мужиками. Такие, как я, в грош не ставят чернь. Мужики для меня – даже не люди.
– Есть и другие основания.
– Ко всему, я еще и неженка, боюсь сражений. Куда проще убивать безоружных, чем штурмовать крепости.
– А кроме того?..
– Когда я уйду, маркиз Джеремия останется. Ему здесь жить и править городом. Днем я говорил с ним, но мы были наедине. Он никому не перескажет условий, которые я предложил, хотя они были великодушны. Но когда в замок придут полсотни женщин, станут рыдать и умолять – все мещане узнают, что в силах маркиза принять мой мир и закончить бойню. Город никогда не простит ему, если я убью остальных пленных. Город не простит и мне… но я уйду, а маркизу здесь жить.
Священник молчал.
– Пытаюсь купить две тысячи жизней ценою двадцати пяти. Молю Агату, чтобы получилось.
В глазах отца Давида промелькнуло нечто, похожее на сочувствие… и с неожиданной яростью Эрвин прошипел:
– Тьма сожри! Какого черта вы ждете моих оправданий?! Мы не на исповеди, и я – не овечка из вашей паствы!
– Нет, милорд, никакой исповеди, я не имею на это права. Священник рангом ниже епископа не может принять исповедь герцога. К тому же, – голос отца Давида напоминал ткань старых гобеленов, – только один человек способен даровать вам прощение. Никто в целом свете не причинит вам столько мучений, сколько вы сами. Простите себя, ваша светлость.
Премерзкое чувство: как будто Эрвин вдруг оказался голым… еще и вывернутым наизнанку, потрохами наружу. Отвернулся, чтобы не видеть Давида. Сухо выронил:
– Я утомился. Ступайте, отче.
– Простите себя, ваша светлость. И прощайте.
Когда скрипнула дверь, Эрвин сказал:
– Погодите. Если так выйдет, что вы решите отказаться от паломничества… Оставайтесь с нами, отче.
– Я не могу служить вам, милорд. Я подчинен епископу Флисса, а не Первой Зимы.
– Не требую вашей службы. Просто будьте спутником, разделите дорогу. Если пожелаете.
– Благодарю, милорд, – ответил отец Давид, и Эрвин не смог понять, было ли это согласием.
Священник ушел, а в дверной проем сунул голову караульный:
– Милорд, примете ли девушку?
Ах, да, таинственная незнакомка… Он и забыл, да сейчас и не до нее. Слишком на сердце… странно.
– Я скажу, пусть убирается, – воин принял молчание за ответ.
– Ммм… нет, впустите ее. Только пусть говорит покороче.
Эрвин услышал голоса из-за двери: «Милорд занят, у тебя есть минута, поняла?» – и в ответ скрипучим железом: «Обойдусь без хамских советов!»
Девушка вошла. Она была стройна и высока, всего на дюйм ниже Эрвина. Одета как монашенка, но черные покровы до того истрепались и перепачкались, что сменили цвет на мышиный, потому Деймон и не признал в ней святую сестру. Балахон с чужого плеча не доставал до пола, в зазор виднелись голые лодыжки девицы и лапти, блестящие от грязи. Голову девушки покрывал капюшон, а лицо было к тому же укутано платком, как у всадников-пустынников. Что еще за маскарад!
– Сударыня, я не знаю монашеского ордена, который требовал бы скрывать лица. Извольте показаться и назвать имя!
Она хлопнула дверью, едва не прибив нос караульному. Откинула капюшон – густые платиновые волосы рассыпались по плечам. Сдернула с лица платок.
– Пресветлая Агата!.. – выдохнул Эрвин и в два счета протрезвел.
Меч
Начало октября 1774г. от Сошествия
Пикси (герцогство Южный Путь)
Сорока милями южнее Лабелина, в паре часов пути к востоку от имперской рельсовой дороги, находится городок со смешным названием – Пикси. Примечателен он тем, что городом сделался всего пятнадцать лет назад, при старом императоре. А прежде, испокон, были тут два села, разделенных озером. Западное звалось Камыши, а восточное… тоже как-то звалось. Так вышло, что в каждом селе имелись гончары, причем там и там неплохие. Лет сто они вели меж собою непримиримую войну за первенство на окрестных ярмарках. Переменчивая удача улыбалась то одному, то другому селу, что, впрочем, мало отражалось на их благосостоянии. Хорошо ли шли продажи, плохо ли – все равно львиную долю прибыли забирал себе барон, владевший обоими селами. Гончары оставались нищи, но упорно конкурировали меж собою: профессиональная гордость – штука упрямая.
Все изменил династический брак: дочь старейшины Камышей влюбилась в сына старейшины того, другого села. На свадьбе родители молодых хорошенько выпили, расчувствовались, принялись брататься, и тут кого-то осенило: отчего бы нам не объединиться и не стать городом? У города больше прав, чем у села, а подати с него меньше. Ясное дело, барон был против такого поворота. Но сельчане, закаленные вековой борьбою друг с другом, проявили недюжинное упрямство. Пошли с ходатайствами к шерифу, судье, епископу, графу, бургомистру Лабелина, и, наконец, к самому герцогу Южного Пути. Все, кроме герцога, наотрез отказали: что еще за чушь – лепить из двух деревень один город?.. А вот его светлость выслушал, хмыкнул, потер подбородки (их у него имелось штук несколько), и ответил:
– У Ориджина шестьдесят семь городов, а у меня – шестьдесят… Так пускай станет одним больше!
И утвердил прошение.
Крестьяне вдохновенно принялись за строительство. Сровняли и вымостили камнем пять акров земли – это стала центральная площадь будущего города. Здесь сложили церковь, ратушу и торговые ряды, а потом, недолго поразмыслив, еще и общественную баню. Гончары создали две гильдии: одна назвалась Камышной (в честь родного села), а вторая – Первой (ведь жаль упускать гордое имя «Первая гильдия»). Город нарекли Пикси – таким было прозвище достопамятной дочки старейшины. Крепостную стену и мостовые дороги оставили на потом, когда деньги накопятся. Перестраивать дома на городской манер тоже никто не стал: к чему ютиться в тесноте и громоздить лишние этажи? Люди продолжали жить в глиняных хижинах под соломенными крышами, по-прежнему держали огороды и курятники, а кое-кто – и свинарники. Огороды, надо заметить, у здешних жителей были немаленькие – по нескольку акров. Озеро, лесок и поле, прежде разделявшие два села, очутились в самом центре города… Учитывая эти обстоятельства, Пикси сделался – если брать по площади – крупнейшим городом Южного Пути! Если мерить без хаты кривой Сью, которая жила на отшибе, то Пикси немного уступал Лабелину. А если взять в учет и Сью, то просто первый город герцогства, безо всяких споров!
Правда, отсутствие стен и ворот немного портило впечатление. Беспрепятственно въезжая в Пикси по земляной дороге, клацая зубами на колдобинах, расплескивая ободами грязищу, слыша недовольный гогот гусей, убегающих с пути, глядя на серые соломенные крыши мазанок, иной странник мог даже усомниться: в город он прибыл или в какую-то захудалую деревню? Во избежание подобных сомнений на каждом въезде горожане вкопали по столбу с дощатой вывеской: «Город Пикси. Население 460».
