– Многие девушки в пансионе никогда не видели поединков. Им было легко запомнить численность, но сложно понять, чем мечник отличается от алебардщика или секироносца. Леди-наставница Франческа говорила для ясности: считайте, что пехотинец Южного Пути – хорек, грей Ориджина – волк, а искровик императора – кобра. Я знаю соотношение сил, сударь.
И вдруг он ощутил бешенство. Глупо злиться на умалишенную, но под ребрами закипела злость. Ты должна бояться! Детка, до конца года умрешь и ты, и твой братик, и отец с матерью, и все, кто тебе дорог. Счастье тем из вас, кто умрет быстро. Дочь кайра, внучка кайра, пра-пра-чертова-правнучка кайра – ты все равно девчонка, и должна испытывать страх!
– Стало быть, – проскрежетал Ворон, – вы понимаете, что у каждой кобры – три ядовитых зуба, убивающих одним касанием? Прежде, чем разрядятся копейные очи, прежде, чем бой хотя бы станет равным, вы уже потеряете сорок пять тысяч солдат! Это вдвое больше всей вашей армии!
– Я чувствую, что расстраиваю вас… – грустно произнесла Иона. – Это неприятно. Полагаю, лучше мне уйти.
– Ответьте: почему вы верите в победу?! Вас сотрут в порошок! Как вы можете этого не видеть?
Вместо ответа Иона сказала:
– Неужели вы не помните, кто я?..
Стражник открыл перед нею дверь. Когда она вышла, Марк с огромным удовольствием швырнул вазу в стену.
Стрела
10 сентября 1774г. от Сошествия
Первая Зима
Последний день… До чего же мерзко звучит!
Последний день в Первой Зиме. Завтра войско северян выступит в поход: сквозь Южный Путь на Фаунтерру.
Ночью Эрвин почти не спал. Старый добрый ордж отказался помочь. Тревога никуда не делась, преспокойно улеглась в постель Эрвина. Обняла, как нежная альтесса, поцеловала в шею и принялась нашептывать – ласково, вкрадчиво.
Ты – великий человек, мой дорогой! Ты войдешь в историю, о тебе напишут книги. Непременно напишут, и сколько!.. Многие века поэты и драматурги будут вдохновляться тобою. Послушай только!..
Двадцати четырех лет от роду Эрвин унаследовал процветающее герцогство Ориджин. Не больно-то оно процветает, но это мы с тобой знаем, а в веках сотрется. Процветающая земля, могучее войско, преданные вассалы, священная Первая Зима – такие слова любят поэты. Эрвин София Джессика поставил на карту все, даже собственную жизнь, и бросил вызов жестокому императору! Роскошно звучит, правда?.. Послушай только, что будет дальше! Слуш-шай дальшше, слушш-шай, – пришептывала тревога, покусывая мочку эрвинова уха.
Молодой герцог повел войско на юг отчаянным решительным маршем. Южный Путь разлетелся на части под ударом. Пали морские порты, рухнул Лабелин. Северяне наступали вместе с зимою. Ледяные ветры спустились с Кристальных Гор, хлынули на юг, неся с собою снега и морозы. Метель была авангардом северного войска, а следом за нею приходили кайры. Очень поэтично, правда, любимый? Тебе нравится образ?..
Тревога заглядывала в глаза, кончиком языка касалась губ Эрвина…
– Поди прочь!.. Исчезни! Спать хочу.
Не хочешшшь, – шептала она, – слушшшай. На заре нового года Эрвин Смелый – так его прозвали – сошелся в битве с Адрианом Жестоким. Кайры бились так, как никогда прежде. Самая лютая метель не сравнилась бы с их яростью, а горные ледники позавидовали бы их хладнокровию.
Но судьба Эрвина была предрешена. Любовь моя, каково звучанье этих слов! Они поражают до самой глубины души. Судьба предрешена – почувствуй, попробуй на вкус! Подумай: ведь Эрвин с самого начала понимал это! Со дня, как выступил в поход… нет, раньше, когда писал ультиматум… нет, глупость! Еще только вернулся из Запределья, едва увидел хворого отца – уже знал, что ничего не изменить! Судьба предрешена! Сделать то, что должно, пройти весь начертанный путь, от самого начала зная: в конце ждет только гибель. Скажи мне, какой поэт не захочет спеть об этом, какая девушка не зарыдает? Даже я плачу, мой милый! Чувствуешь слезы?
Тревога терлась щекою о его лицо. Ее кожа была холодной, влажной, рыхлой. Эрвину вспомнились трупы на мысу Реки… Вскочил, зажег свет. Уселся на подоконник с кубком орджа. Снаружи звучали голоса часовых:
– Вторая южная… Надвратная… Склады…
Тревога уселась на пол у его ног, обняла его лодыжки, лизнула скользким мертвецким языком. От касания бросало в дрожь.
Сладкий мой Эрвин… какая развязка тебе по вкусу? Давай выберем вместе, помечтаем. Площадь Праотцов в Фаунтерре, растворение щелоком. Вся столица увидит твой последний час – о, величие страданья! Хочешь, хочешшшь? Или бросишься в бой первым при решающем сражении, наткнешься на искровый удар? Мгновенье – и Звезда… Скука, скука! Погибнуть первым – как тоскливо! Не увидеть ослепительного своего поражения, не насладиться предсмертным блеском!
Тревога беззастенчиво целовала ноги Эрвина, сладко ворковала. Пожалуй, лучше, лучшшше будет бежать в Первую Зиму. С горсткою выживших воинов укрыться в цитадели, попытаться удержать последнюю твердыню. Представь дни ожидания, пока Адриан ползет на север, сжигая твои города. Представь череду голубей: один за другим падают замки, гибнут вассалы. И вот, кроме скудного гарнизона, остаешься только ты и сестра. Конечно, и я буду с вами, конешшно, любимый! А потом, одной ночью, слепящая вспышка, огненный удар. Пылают люди, трещат от жара каменные стены… Вам с Ионой нужно спать на вершине башни. Прежде, чем огонь доберется до вас, прыгнете вниз, взявшись за руки. Любимые дети Агаты, краса и гордость Севера погибнут вместе, и их тела поглотит божественный огонь Перстов… Роскошно, душа моя! Как хорошо, что я буду с тобою до последнего мига! Как хорошшшо…
Эрвин проснулся на подоконнике. Замерзший, с хрустом распрямил спину, поморщился от боли. Тьма, так же нельзя! Что с тобою, лорд Ориджин? Это еще даже не война! А что на войне будет? От страха упадешь в обморок при виде вражеского войска?.. Нет, раньше: при виде квадратика, которым враг обозначен на карте!
Взбодрись! Хлебни соку змей-травы!
Он принялся одеваться. Мысль не покидала: змей-травы бы. Отличная штука! Мигом прочищает голову…
* * *
Змей-травы не было. Имелся кайр Джемис. Под определенным углом зрения, разница невелика.
«Клинок» деревянного меча в руках Джемиса слегка приплясывал – будто заигрывал с противником или маялся от скуки.
– Атакуйте, милорд.
Эрвин отложил тренировочный меч.
– Кайр, сегодня, по особому случаю, сразимся на боевых.
Джемис взвесил деревяшку на ладони с таким видом, будто размышлял: не врезать ли Эрвину по лбу прямо сейчас – для очистки разума от непотребств.
– Скверная мысль, милорд. Мне она не по душе.
– Я же не прошу убивать меня! Только сразимся.
– Мне следует биться вполсилы?
