– Я и не планировал, – ответил ей Эрвин и подозвал лорда Молота: – Разверните ваш батальон. Остальные идут к роще, мы с вами – назад, к броду.
Тем временем в покинутом лагере у брода возникло движение. Триста человек, затаившихся в шатрах, теперь поднялись и вооружились, оседлали коней. Держа наготове щиты, вошли в воду. Путевские стрелки услышали плеск. Нещадно напрягая зрение, различили всадников на броде, дали залп, и второй, и третий… Но их была всего сотня: дозор, выставленный для наблюдения, не рассчитанный на серьезную битву. Лазутчики Роберта Ориджина обрушились на них с фланга, всадники Деймона – с фронта. Когда кайры вышли на берег, стрелки прекратили бой. Обезоруженные и связанные, они смотрели, как целый батальон северян переходит брод.
Большинство путевцев ушло к роще, вслед за «неслышимыми» батальонами Эрвина. Выбрали удобные позиции для стрельбы, затаились, с предвкушением ждали, когда на воде появятся плоты – такие удобные мишени. Плоты появились: греи спустили их на воду, оттолкнули от берега. Командиры путевцев шипели:
– Не стрелять, ждать!.. Пусть отойдут от берега, тогда накроем – не сбегут!..
Плоты двигались медленно, все толклись у рощи, едва видимые в темени. Вот тронулись, сплывая вниз по течению и ползком, будто нехотя выбираясь на середину реки. Как чувствовали.
– Залп! Залп! Залп!..
Путевцы успели выпустить двадцать тысяч стрел и всадить в каждый плот примерно полсотни, прежде чем поняли свою ошибку. На плотах не было ни души. Некоторые несли на себе куклы – соломенные чучела. Другие – вовсе пусты.
– Назад, к броду!.. Живо!..
На полпути к броду их встретили. Батальон Молота и всадники Деймона уже были на путевском берегу. Численное превосходство все еще оставалось за путевцами, но кроме того – неразбериха спешного марша и отвратная позиция в чистом поле. И – ужас. Кромешной ночью, внезапно, без подготовки наткнуться на тысячу кайров!.. Путевские рыцари сражались с тем мужеством, какое придает человеку отчаяние. Пятьдесят кайров погибли от их рук, больше сотни получили ранения. Но лучники не принесли никакой пользы: едва рыцари были разбиты, стрелки бросили оружие.
Две сотни путевских дворян и три тысячи наемных стрелков оказались в плену у герцога Ориджина. Сколько-то счастливцев бежали на юг, к Лабелину.
Стоит ли быть великодушным с противником?
Этот вопрос не допускает сомнений. Разбитый враг заслуживает милосердия при любых обстоятельствах. Как только меч врага лег на землю, наш должен быть убран в ножны.
Щадя пленников, не показываем ли мы слабость? Не лучше ли безжалостно истреблять их ради устрашения врага? Сама постановка такого вопроса пятнает честь воина. Однако дадим ответ: никоим образом. Зная, что мы милостивы с пленниками, враг охотнее сдастся в плен и преумножит наши трофеи. Зная, что пощады ждать нечего, враг станет биться насмерть и увеличит наши потери.
– Милорды и сиры, мой истинный враг – Адриан Ингрид Элизабет, что пока еще именует себя императором. Вам я не желаю смерти, потому предложил возможность уйти без боя. Вы отказались – и вот вы в моей власти. Я дам новый шанс: оплатите выкуп и будьте свободны. Цена такова: триста золотых эфесов за голову рыцаря, тысячу – за барона.
– Побойтесь богов, милорд!.. Это же несуразно! Грабеж, разбой!.. Вы хотите вдвое больше, чем принято!..
– Никакого торга о выкупе не будет. Отступая, вы опустошили собственные земли. Ваши бывшие подданные, что теперь оказались на моем попечении, обречены на голодную смерть. Мне придется кормить их за собственный счет. Вы согласитесь на мою цену – либо окажетесь в темнице Первой Зимы.
– Но где же нам… Откуда взять… Ведь бешеные деньжищи!
– Выпрашивайте у Лабелина, занимайте, крадите, продавайте имущество. Берите, где угодно. Вы получите перо, бумагу и две недели сроку. Это все.
Эрвин перешел к лучникам.
– Судари, как я понимаю, вы служили за деньги, а не по клятве. Впереди зима и война – голодное время. Деньги нужны всякому. Так есть ли разница между монетой северянина и монетой путевца?
– Зовете на вашу сторону, милорд?..
Стрелки, прежде подавленные и напуганные, живо осмелели. Всем известно, что войско Ориджина сильно мечниками и слабо лучниками. Три тысячи опытных стрелков ох как пригодятся герцогу.
– Пять елен за месяц, милорд, и мы с вами… шесть елен!
– Путевцы платили не больше трех.
– Но ведь мы нужны вам, милорд. В вашем-то войске стрелков недочет…
– По чести, судари, я не могу перебить вас, да и кормить тысячи узников тоже накладно. Но что могу сделать, так это следующее. Я отниму луки и всю амуницию, оставлю при вас лишь голые ягодицы, которыми вы столь охотно сверкали. В таком виде отпущу на свободу, и вы попробуете наняться на службу к кому-то еще. Доблестные воины, что истыкали стрелами пустые плоты, убили целых полдюжины северян и ушли с поля боя в чем мать родила. Полагаете, много найдется нанимателей? Три елены, судари. Крайнее слово.
Над войском властвовала эйфория. Вскрывались бочки вина и орджа, полыхали костры, гремели песни. От криков, гогота, дребезжания струн, подвывания рогов тревога перепугалась и исчезла куда-то, не вернулась даже с приходом темноты. Что тревога – самому Эрвину было страшновато ходить среди своих подданных. Сколько ни старался он привыкнуть к бурным выражениям радости, все попытки потерпели неудачу. Когда солдаты, завидев его, вскакивали, громыхали мечами о щиты и ревели пьяным басом: «Слава Ориджину! Слава герцогу!..» – Эрвину хотелось раствориться в воздухе. Созерцание чужой радости отняло столько сил, что он уселся за лордский стол едва живой и мечтал только об одном: уснуть.
– Тьма сожри, кузен, я тебя обожаю! – хохотал Деймон, расплескивая вино. – Неженка, неженка, неженка… так и думал, что все врут! Не может Ориджин быть неженкой, правда, Берти?
– Ага, – кивал Роберт и довольно потирал бороду. – Хитер, как лис. Потерь – меньше сотни, а прибыли выйдет… дайте прикинуть… полста тысяч, не меньше! Благодарствие Светлой Агате. Любит она тебя, кузен!
– И дорога на Лабелин открыта, – добавил Майн Молот. – Десять дней марша – и мы у стен! А коль учесть, что стен в Лабелине нету, то возьмем город налетом, прямо с марша.
– Ага! Выпьем за это, милорды.
– На Лабелин, кузен! Отсечем путевцам голову!
– На Лабелин! На Лабелин!
Эрвин чувствовал дикую усталость и не имел никаких сил на споры, потому коротко бросил:
– Нет.
– Что?.. Кузен, ты о чем?
– Нет, мы не пойдем на Лабелин, – произнес медленно, чтобы не пришлось повторять вновь. – Я с Робертом и Деймоном отправлюсь на восток, в Уиндли. Граф Майн, вы останетесь здесь, укрепитесь и будете держать брод, пока мы не вернемся.
– Но, черт возьми, почему?.. Уиндли – большой порт, мечта наших дедов, это ясно… Но дорога-то открыта! Стрелою долетим до Лабелина, возьмем свеженьким! Жирный Дельфин даже войско собрать не успеет!
