– Получилось… – прошептал отец. – Невероятно. Они не догадались…
– Ну это же мы. – Чара посмотрела в окно. – Как же иначе.
И они поплатятся за это. Ох, как же они вскоре поплатятся, красные твари.
Они замолчали. Отец повернулся спиной, а Чара все не отрывала взгляда от длинных равнин, поросших молодой травой и бледными хрупкими цветами. Ветры Пробуждения не успели напитать каждую травинку силой, а только подняли из земли. Не успели нашептать тайн жизни и тайн смерти. Все только начиналось. И Чара Деллависсо верила, что все только начинается и для нее тоже. Она не видела ничего плохого в том, чтобы быть такой же – только чуть более крепкой – травинкой.
– Теперь у нас получится, – произнесла она. – Однажды получится.
Отец не ответил.
Вскоре Чара задремала у окна: ночью она не могла позволить себе поспать хотя бы час. Отец подошел и провел рукой по ее длинным густым волосам. Чара выросла. Стала очень красивой. И, наверное, лучше было отдать ее хорошему мужчине с Веспы, чем раз за разом брать в Галат-Дор и позволять делать то, что она задумала. Нет. Что они задумали.
– Ты не подведешь нас? – задал он вопрос в пустоту.
– Я сделаю все, – раздался эхом ответ со всех сторон. – Во имя ветров, я сделаю все.
Лес и пустоши сменились дикими пляжами. Дикие пляжи – городками, увитыми ползучими растениями. Колеса опять застучали громче.
…Чара привычно открыла глаза после гудка и увидела малиново-золотые постройки. Поезд уже замедлял ход. Чара вскочила и принялась приводить себя в порядок, периодически поглядывая в окно.
На платформе стояли люди в серых мундирах и провожали взглядами каждый вагон. Ни один ничего не заметил. Совсем ничего. Чара торжествующе усмехнулась. Затем она причесалась и быстро провела руками по собственному лицу.
– Чистое? – спросила она.
Отец хмыкнул и сказал:
– Ты давно уже не сидишь в пути возле топки, милая. Ты чудесна.
В окно она видела, как одни люди в сером выходят из вагонов навстречу другим и здороваются. Макушка Самана Димитриена стала заметной среди них, только когда он отошел и пожал руку высокому черноволосому юноше – аккуратному и бледному. Молодой человек был с рыжим ухоженным псом, который радостно встал на задние лапы, а передние положил Димитриену на грудь. И, конечно же, рядом с ними не было…
– Я пойду, – быстро бросила Чара. – Купить тебе вафлю?
– Две, – попросил отец. Улыбка не сходила с его лица еще некоторое время, но вот он уже нахмурился. – Будь осторожнее. Пожалуйста.
Чара кивнула и открыла дверцу, зная, что не успеет выпрыгнуть из кабины сама. Ей уже протянули тонкую бледную руку:
– Здравствуй.
Касание пронзило ее пальцы колючими искорками, которые моментально добрались до сердца и вспыхнули. Чара плавно спустилась на одну ступеньку.
– Здравствуй, Конор.
Он стоял и смотрел снизу вверх. В слабом утреннем свете она видела блеск его оживленных голубых глаз. Нижняя часть лица была, как обычно, прикрыта темным платком. Конор, как какой-то мальчишка, подражал Героям Прерий – отряду мстителей из своих любимых книг. Платок стал неизменной деталью одежды Конора с тех пор, как его брат-близнец выбрал свою судьбу и окрасил ее в алый цвет. Больше Конор не хотел, чтобы их – некогда неразлучных – путали.
Чара спустилась до конца и подошла к юноше вплотную. Она оттянула платок к заостренному подбородку и прошептала:
– Удивлен?..
Девушка прикоснулась губами к его губам. Он провел по ее щеке ладонью, стирая невидимую золу. Как всегда. Как в первый раз, когда Чара с трудом удержалась, чтобы не расквасить ему нос. И именно теперь Чара почувствовала самое настоящее облегчение.
Отстранившись, Конор внимательно оглядел состав у Чары за спиной:
– Это… действительно не Великан?
Чара удовлетворенно, с нескрываемым удовольствием кивнула.
– А как его зовут?
– Когда-нибудь он назовется тебе сам. Потерпишь?
Но Конора уже не интересовали большие черные колеса. Он снова смотрел только на Чару.
– Потерплю. Идем.
Центральный вокзал Галат-Дора – целый город в городе. Здесь очень легко потеряться, особенно с кем-нибудь вдвоем.
И дувший сегодня ветер уже нес острый, дразнящий, горячий запах крови, который так странно сливался с ароматом сладких сливочных вафель.
Пролог. Кров Четырех Ветров
710-й юнтан от создания Син-Ан. Время ветра Сбора
Близ этого острова часто гуляют ветра, заживо сдирающие с волн клочья пены. Настоящие бури, от которых стонут камни и тяжело скрипят старые деревья в лесу. Ветра быстро загоняют лесных животных в устланные листьями норы, а людей – под надежные крыши.
Наверняка ветрам нравится это делать. Они играют всем, до чего могут дотянуться их невидимые пальцы. Им быстро это надоедает, и тогда они ускользают прочь.
Но даже для Малого мира они заглядывали на этот остров слишком часто. Может быть, поэтому еще в древности его назвали островом Четырех Ветров. Позже так назвали и устроенный здесь приют – россыпь древних каменных башен, поросших просоленным мхом. По легенде, некогда бродячий замок просто шел через океан и остановился здесь, чтобы отдохнуть – уснуть и затихнуть навсегда. Возможно, замок умер, как иногда случается с древними вещами этого мира. Но жившие здесь люди не видели ничего ужасного в том, чтобы остаться под сенью мертвеца. Так и возник приют.
Мертвый замок стали называть Кровом Четырех Ветров. И это особенное место. Сюда никто и никогда не присылал писем и здесь почти не появлялись незнакомцы. Впрочем… речь о взрослых незнакомцах. Маленьких же – где-то нагулянных, а теперь не нужных, голодных, плачущих, еще даже не умеющих говорить, – раньше подбрасывали сюда довольно часто. Здесь они вырастали, постепенно влюбляясь в ветер, птиц и океан. С этой любовью было не очень легко жить, отправляясь в Большой мир, но некоторым все же удавалось. По крайней мере, мало кто возвращался назад.
Нет ничего хуже, чем быть сиротой, верно? Особенно в захолустье вроде этого. Нетрудно описать, что представляет собой приют в Малом мире. Вечные ненастья, плохая еда, воспитатели, напоминающие надзирателей. Бежать бессмысленно, ведь на крошечном острове Четырех Ветров нет ни городов, ни поселков. Это лучшее место для сирот. И их никто не обидит, и они никого не обидят. Расстояние до материков отсюда равняется длине ста тысяч больших кораблей: двадцать вахт плавания или около шести дней пути. Долететь быстрее, но лететь не на чем. В единственный самолет, в старенькую колымагу из мертвых, как раз ударила молния. Его все еще не починили. Может быть, уже и не починят. В конце концов, последний раз его использовали слишком давно.