– Ты видел, как он бежал к самолету. Ты чувствуешь вину. Я все понимаю, и я согласен, что ты скотина, хотя что с тебя взять-то. Но…
Дело не в этом. Не только в этом.
– Но что?
– Он вырос. Ты не обязан быть ему отцом, да и никогда не был обязан, и ты говорил, он тоже это понимает.
– Мне казалось, он понимал.
Хотя что мог понимать маленький черноволосый мальчик с голубыми глазами, с которым они читали в книжной комнате одни и те же детективные истории? Который даже не разговаривал, а только писал быстрые короткие строчки, то и дело поглядывая на него, чтобы убедиться, что он разбирает его почерк… Тот. Самый. Мальчик.
– Дружище, невзирая на то, что дети все понимают, они всегда надеются. Что пятачковые, что непятачковые. Они надеются до самого конца и даже после, на то они и дети.
У Пагсли, женатого на чистокровной ками, было трое своих поросят и второй выводок на подходе. И с ним трудно было не согласиться. Прожевав кусок мяса, он подпер рукой голову:
– И знаешь, ты зря его не забрал. Мне кажется, это довольно глупо, пусть даже у тебя нет самки.
– Из меня никогда бы не вышел хороший отец, Кап. С женщиной или без.
– Чушь. Ты парень что надо.
– К тому же он не поехал бы без сестренки.
– Взял бы и сестренку. – Ками подмигнул. – Может, со временем она бы тебе понравилась.
Дело не в этом. Не только в этом. Ему пришлось подбирать слова, которые звучали бы убедительно. И он их нашел.
– А теперь представь, как бы я воспитывал двоих детей с нашей работой. Особенно девочку.
Пагсли раскатисто засмеялся:
– Ты бы справился, дружище. Если бы, конечно, тебя не пришили.
А вот теперь ты довольно близко к правде, мой друг.
Роним в упор посмотрел на Пагсли. Тот, слопав большую часть своего обеда, уже вынимал из кармана свернутую газету и огрызок карандаша. Вряд ли ками о чем-то догадался.
705-й юнтан от создания Син-Ан. Время ветра Расцветания
На ее шее снова был шарф вишневого цвета. Сцепленные в замок руки лежали на столе. «Словно защищается», – так он отвлеченно подумал. Защищается, но вряд ли боится.
– Я видела вас где-то. Или кого-то похожего на вас.
В ее взгляде блеснула насмешка. Но больше она никак себя не выдала. Может быть, сомневалась? Вряд ли она действительно хорошо помнила его невыразительный облик, а уж спустя шестнадцать юнтанов – когда черты его лица ужесточились, волосы отросли, а взгляд стал пустым…
– Возможно, кого-то похожего.
Нельзя было ответить иначе: другой детектив, рослый рыжий Пикстер, стоял рядом и терпеливо протоколировал. Роним радовался, что Пикстер не из лавиби: про этих диких тварей, с которыми он никогда не сходился характером, говорили, что они чуют ложь.
– Тогда простите, ло детектив. У меня отвратительная память.
Женщина слабо, но спокойно улыбалась и глядела на него исподлобья. «Совсем молодая», – опять подумал он. А раньше выглядела старше. Раньше – когда она шла через вагон в кабину машиниста к своему отцу, шла, расстреливая штурмовавших поезд алопогонных из двух пистолетов. Она улыбалась так, как сейчас. Он прекрасно запомнил ее именно в тот момент, хотя должен был помнить совсем другое.
– Вы действительно не знаете, почему ваша подруга утонула, проверяя подводную часть корпуса корабля? Как мне сообщили, погружение совершали пятеро специалистов.
Она не отвела взгляда и даже не повела бровью.
– Я не имею об этом представления. Мне жаль Дзиру, и она всегда казалась мне достаточно осторожным человеком, я не сомневаюсь, что она была внимательна под водой.
– Ее придавило якорной цепью, – глухо напомнил Роним. – Дзиру Аппель придавило якорной цепью. Случайно?
Допрашиваемая непроизвольно вздрогнула:
– Мне не нужно об этом напоминать, ло детектив. Я нескоро забуду то, что с ней произошло, да и со всеми остальными тоже.
– Я понимаю. Простите, я лишь пытаюсь восстановить последовательность событий и найти в них логику. Так что вы знаете о другом погибшем, о ками Торо Дикколо?
– О мужчине, которого ударило током? Ничего особенного, как и обо всех здесь.
…Как и обо всех здесь. Роним откинулся на спинку стула. Женщина зеркально повторила его движение, и он неожиданно задумался о звучании ее имени.
Чара. Чара Деллависсо. Не зря говорили, что веспианки красивее всех женщин в Единстве, и Чара лишь подтверждала это. Он понял это, когда впервые увидел ее взрослой. Тогда она шла плечом к плечу с отцом и своим мужчиной, и Роним услышал: «Поезд спроектирован по ее чертежу. И он верен ей, как прирученный доги. Она удивительна».
Он продолжал задавать вопросы, но знал, что разговор с Чарой ничего не даст. Роним также догадывался, что и другие допросы не принесут пользы. Людей, работающих на этом заводе и в этом конструкторском бюро, объединяло кое-что слишком значимое. Они никогда не выдавали ни своих, ни даже чужих. А вот предатели… предатели не относились ни к тем, ни к другим.
…В тот первый вечер ло Тавенгабар спросил:
– Ты ведь тоже знаешь, кто они и почему они здесь, правильно? Где живут, зачем нужен самолет, зачем нужны солдаты…
Роним молчал. Вышестоящий, заложив руки за спину и пройдясь, неспешно продолжил:
– То, что тех бунтовщиков перебили, а несколько из них сбежали, – правда только в общих чертах, верно?
Роним ждал. Длинный гибкий хвост Тавенгабара пару раз метнулся из стороны в сторону.
– Правду в общих чертах нельзя считать правдой. Ло управитель с его богатым прошлым располагает другими сведениями. И я тоже. И… ты. Ты по-особенному смотрел на эту женщину. Ты слышал ее историю, несомненно, слышал. Мне даже плевать, где ты копал, так как я знаю, что копать ты умеешь. Так?
Роним покачал головой, понимая, что ему не поверят, и одновременно радуясь этому. Пусть Тавенгабар примет для себя именно такой вариант. Он знает. Читал. Слышал от Паолино. Но не был. Не видел. Не должен был быть повешен, как все, кто не имел ценного для Син-Ан дара Зодчего.
Шпринг прищурился, подходя вплотную. Покрытые черной шерстью, но частично побелевшие уши коротко дернулись, обнажились в ухмылке тонкие острые клыки:
– А если так, то ты знаешь все. Может быть… ты знаешь, где поезд, Роним? Или… что там везли?
Тавенгабар слегка заикался, и это стало заметно на последней сказанной им фразе. Роним глубоко вздохнул.
– Я вообще не уверен, что он существовал, ло. Может, это легенда?
В его памяти всплыл сияющий состав с черными колесами. Ложь прозвучала правдоподобно. Шпринг кивнул:
