Эта привычка к инстинктивной реакции вместо продуманной государственной политики заложена глубоко в самом естестве израильского общества, в военной и политической его составляющих и действует и до сегодняшнего дня. И в 2001–2002 годах продолжались те же, по сути, операции возмездия. Но под другими названиями. Они представляли собой безуспешные попытки реакции на террор. А. Шарон не принимал, не соглашался и не хотел власти Арафата да и саму идею Палестинского государства, хотя и вынужден был признать ее на словах. И так же, как он использовал покушение на посла Израиля в Лондоне для начала войны против ООП в 1982 году и начал Первую Ливанскую войну, он использовал Интифаду, войну против Палестинской администрации, чтобы разрушить Палестинскую автономию. Мне было ясно, что отсутствие пограничных заграждений является основной причиной, вдохновляющей террор. Нет ничего вдохновляющего больше, чем успех. Я с трудом сдерживался. Как-то, в один прекрасный день встретился с Э. Бараком. Мы беседовали, обсуждали сложившуюся ситуацию. Э. Барак рассказал мне, что встречался с А. Шароном и пытался убедить того в необходимости строительства пограничных заграждений. Он рассказал мне, что предупредил А. Шарона, что к нему предъявят претензии в будущем из-за отказа построить заграждения. На мой вопрос, что ответил Шарон, Барак сказал, что Шарон выслушал его слова и никак не отреагировал. Зная А. Шарона, я понял, что ему нечего было ответить Э. Бараку. Будучи военным, он отлично понимал, что необходимо выстроить заграждения. Он не нуждался в разъяснениях, в чем их необходимость. Если бы у него были серьезные возражения, он бы непременно высказал бы их Э. Бараку. Не желая выдвигать перед Э. Бараком несерьезные возражения, он предпочел промолчать.
Ведь и с тех пор и до сегодняшнего дня не удался ни один террористический акт, совершенный террористами, проникшими из сектора Газа. Потому что Матан Вильнаи, будучи командующим Южным округом, выстроил пограничные заграждения вокруг сектора Газа. Выстроил на свой страх и риск, из бюджета Южного округа и вопреки мнению тогдашнего начальника Генерального штаба. Тем самым он спас сотни, если не больше, жизней граждан Израиля. Эта система заграждений не была такой уж усовершенствованной, но она не позволила террористам проникнуть на территорию Израиля и заперла террор внутри Газы.
После того, что я услышал от Э. Барака, я не мог успокоиться. Я любил А. Шарона до преклонения перед ним. Эта любовь и преклонение не позволяли мне в течение многих лет видеть проблематичность в его поведении. Я просто уходил от этого. Возможно, что А. Шарон символизировал в моем сознании определенные основы в моем восприятии государства Израиль. И я подсознательно опасался, что развенчание его идеала сильно повредит моим чувствам по отношению к Израилю. К моему счастью, мои чувства к Израилю остались, как и раньше. И вдруг я освободился от иллюзий по отношению к А. Шарону и стал смотреть на его действия ясно и объективно, со всей остротой. Это причинило мне большую боль, но я не мог больше молчать. А. Шарон просто предал все, что было так дорого мне в государстве Израиль.
Израильская журналистка, Шели Яхимович, услышала от кого-то из наших общих знакомых о моих высказываниях в кругу друзей о действиях А. Шарона. Она позвонила мне и пригласила на интервью на втором канале израильского телевидения. В интервью я предъявил А. Шарону тяжелые обвинения в пренебрежении безопасностью населения Израиля из-за отказа выстроить пограничные с Палестинской автономией заграждения. Я назвал это преступной халатностью. Я обвинил А. Шарона в гибели граждан Израиля. Он же мог предотвратить большинство терактов, если бы заграждения были построены. Если бы соображения сохранения власти и опасения войти в конфронтацию с ультранационалистическими и религиозными кругами не были для него дороже жизней граждан Израиля. Я также резко критиковал власть семьи А. Шарона над государством Израиль. Я сравнил власть семьи Шарона с властью Ельцина в России, когда Ельцин вместе с дочерью, ее мужем и кучкой приближенных, тем, что называлось «семьей», правили Россией. Я заявил, что А. Шарон управляет Израилем с помощью своих сыновей и они, его сыновья, определяют государственные приоритеты Израиля. Это были очень тяжелые обвинения, но они были сущей правдой. Никто тогда не решался назвать вещи своими именами в такой четкой и однозначной форме.
В ответ приемная А. Шарона отреагировала точно так же, как и приемная Нетаньяху в свое время. Не найдя ничего предосудительного у меня, приближенные А. Шарона тоже мобилизовали того же журналиста, как и Нетаньяху, Шимона Шифера. И на этот раз Ш. Шифер добросовестно выполнил заказ. Опираясь на сказанное приближенными А. Шарона, он написал: «Видите, какой отрицательный тип этот Я. Кедми. Даже Россия закрыла ему въезд». Ш. Шифер написал, что из источников в «Нативе» ему известно, что въезд Я. Кедми в Россию закрыт из-за связей Я. Кедми с криминальными структурами России. В моих глазах использование службы, которая когда-то была символом профессионализма во всем, связанном с Россией, и отличалась преданностью делу, для оказания грязных услуг неудачным и коррумпированным политикам было пределом низости.
После «размежевания» многие из тех, кто предъявил претензии ко мне за тяжелые обвинения в отношении А. Шарона, сами начали повторять то, что я говорил. Я усмехался над своими знакомыми из «национального лагеря», которые в свое время атаковали меня за то, что я осмелился говорить так об А. Шароне, как они набросились на А. Шарона, только тот осмелился действовать против их политических взглядов. До этого вся коррумпированность А. Шарона была вполне терпима, и, только когда его политические шаги не соответствовали их политическим взглядам, они вдруг «обнаружили» его грехи. Что касается А. Шарона, мне все было ясно. У меня уже не было никаких иллюзий по отношению к нему. Мне просто было больно видеть, как моя страна деградирует со дня на день и катится вниз во всех областях. Нравственной и моральной, власти и управления, национальной и военной. Системный кризис поразил все сферы государства, даже самую важную – безопасность.
Послесловие
В течение всей жизни я привык постоянно все переоценивать заново. Верен ли тот путь, который я выбрал, и ведет ли он к справедливой цели? Та борьба и те войны, которые я вел всю жизнь, справедливы ли они и оправданны? И сегодня тоже я мучаюсь теми же вопросами, только сегодня я менее решителен и уверен в своей правоте.
Те мои основные качества, которые обеспечили успех в борьбе и многочисленных войнах, так же как и неудачи, были приобретены мной в Советской России, в Москве. В России сформировалась моя личность, мои моральные и нравственные принципы: уважение к человеку, независимо от его происхождения, национальной или религиозной принадлежности, обостренное чувство справедливости, как в обществе, так и вообще. В России я научился любви к Родине, любви к своему народу и готовности к самопожертвованию во имя их и идеалов, в которые веришь. В России я научился бороться до конца и никогда не сдаваться, даже когда ты один против всех и у тебя нет никаких шансов. Когда я приехал в Израиль, такие понятия, как целеустремленность и стойкость, были глубоки в моем характере и в моем сознании. В России меня научили ценить книгу, культуру и образование, хорошее воспитание и искусство. С детства я привык относиться с отвращением к дешевой и примитивной политической пропаганде, к лицемерию, особенно властей предержащих и членов партии, к торговле принципами и образом жизни. В России я научился относиться с презрением к людям, посвятившим свою жизнь только наживе и деньгам. Несмотря на диктатуру и жестокий режим, несмотря на лицемерие и ложь, заполнившие советское общество и в конце концов и погубившие его, все свои качества я приобрел в России и нисколько не жалею об этом.
