В какой-то миг гости переглянулись, забурчали. Чужая музыка прорывалась сквозь этаж, будто он выстроен был не из бетона, а из бумаги.
– Никогда не думала, что у нас такая звукопроницаемость, – глубоко запавшие глаза старшей сестры Лизы уставились на Машу.
– Я же тебе говорила, вчера точно такой же дурдом был, у меня голова ходуном ходила, – отозвалась Маша. – Ты поздно пришла, потому и не застала грохота.
– Надо постучать им, пусть прекратят…
– Они еще громче врубят музыку. Как вчера было: я им стучу, а они в ответ еще сильнее шумят.
– Куда уж сильнее.
У Алексея Константиновича нервы тоже оказались не слишком крепкими. Глубокие глаза его забегали по сторонам, губы сжались. Прекратить неожиданно проникшее в квартиру безобразие он решил с помощью стула. Ударив всеми четырьмя деревянными ножками по полу, он затем прислушался, затаил дыхание: а не услышан ли его сигнал противной стороной, не убавили ли соседи музыку? Но барабаны продолжали греметь.
Беседы гостей затихли. Пространство квартиры окутала глухая немота. Вилки и ножи остались без дела, опустились на тарелки. Алексей Константинович вспомнил, как во время армейской службы он сидел в аварийной подводной лодке и обостренно вслушивался в звуки за бортом. Сейчас он так же пытался разобраться в звучании, проникающем снизу. Барабаны лихо переигрывали друг друга. Назвать это музыкой язык ни у кого не поворачивался.
– Рокеры резвятся.
– Может, спустимся, попросим угомониться, – предложил Виктор.
– Ты что? На драку нарываешься? – цыкнула на него жена Галина.
– Сразу уж и драка, – заворчал Виктор. – Не одни же они в доме живут, пусть потише себя ведут.
– Мне они не мешают. Пошумят, угомонятся.
– Нет уж, гулянка у них затяжная, – встряла в разговор Маша. – Я вчера до утра заснуть не могла.
– И у меня сердце долго ныло, – поддержала дочь мать.
– Вот видите, это – уроды, и незачем к ним идти, – холодно и спокойно сказала Галина. – Давайте сами музыку включим.
– Глупо, – огрызнулся Виктор. – Мы же не заглушим их музыку. Дядя Алексей, давай спустимся к ним. Как мы дальше будем сидеть, вон какой гром идет.
– А откуда приехал этот парень, Маша? – спросил, растягивая слова и поднимаясь из-за стола, Алексей Константинович. – Мне показалось, что с Кавказа?
– Вахтерша сказала – откуда-то оттуда.
– И что ты ему и его абрекам скажешь? – зло выпалила Галина своему мужу. – Забыл, как позавчера в новостях рассказывали про изнасилованную и задушенную кавказцами девушку? Забыл? Да им никто не указ…
– Выходит, мы должны сидеть при балагане? Они испортят Маше день рождения.
– Не испортят, вы не обращайте на них внимания, вот и все, – махнула рукой Ольга Владимировна, отрезала кусок пирога и начала есть.
– А мне уже начинают портить настроение, – не унимался взъерошенный Виктор.
– Ладно, Виктор, подождем еще десять минут, если не успокоятся, то вместе сходим, – поддержал позицию смельчака Николай Степанович.
Мужики потянулись к бутылке, решили отвлечься, поговорить… И тут в дверь тупо и гулко кто-то постучал. Следом продолжительно и нагло задребезжал звонок.
Ольга Владимировна зашуршала тапками, направилась открывать дверь. Хозяин отложил вилку, приподнялся из-за стола и побрел следом.
В коридоре стоял знакомый усатый парень с влажными глазами. Именно о нем только что шел разговор. В одной руку у него торчала бутылка пива.
– Извините, – вежливо раскланялся Анзор. – Добрый вечер. А можно позвать Машу?! Она ведь здесь живет, мне на вахте сказали…
– На вахте вам, молодой человек, многое могут сказать, – неприветливо заворчала Ольга Владимировна, и, не дожидаясь ответного слова, повысила голос, дабы приструнить наглеца. – Тем более, для вас здесь никакая Маша не проживает.
– Меня Анзором зовут. Я хотел только лишь познакомиться.
Дверь распахнулась шире. В нее просунулся Николай Степанович.
– Кто же вас, Анзор, научил таким непутевым образом знакомиться с девушками?! – выпалил он сходу строго и резко. – Идите домой, и сделайте, пожалуйста, потише музыку. Вы нам мешаете отдыхать.
– У вас тоже музыка играет.
– Вы правы: у нас играет…. А вот у вас она орет, как сирена. Сейчас вы соседей всех поднимете…
– Ладно, я понял… Музыку выключим, убавим. Извините.
Хозяйка захлопнула дверь перед носом наглого парня.
– Во-о молодежь пошла, – вздохнул тяжело Николай Степанович. – Пришел, позвал и девушка, как кролик на удава, должна идти к нему в пасть.
– Плохой из него ухажер, – махнула на дверь рукой Ольга Владимировна. – Еще раз покажется, я ему все желание отобью…
Гости, безусловно, слышали разговор в дверях. Чтобы разрядить обстановку, хозяин усадил жену за столом и многообещающе заявил:
– А помнишь, Оля, как в первый же день нашего знакомства я сходу отбил тебя у многочисленных ухажеров!? Ни одного шанса им не оставил.
– Сочинитель, – улыбнулась жена. – Ты ни у кого не отбивал меня, еще и ухаживать не начинал, а вот тебя тогда побили очень крепко, ребро сломали.
– Интересно, интересно, – подстрекающе заявила Маша, подвигаясь на стуле к отцу.
Николай Степанович взял гитару, поморщился при очередном грохоте, примчавшемся от соседей, и, неторопливо перебирая струны, начал рассказ. При этом не выпускал из поля зрения лицо жены – длинное, с широким лбом и большими умными глазами. Изредка он ловил ее взгляд на себе. Она была все та же – сосредоточенная, по-детски беспомощная, её тонкая шея трогательно выглядывала из-под отвернутого воротника строгого платья.
– Конечно, все происходило иначе. Помнится, в нашем отряде появился новичок. Смуглолицый блондин – Борис Андриенко. Моторист из соседнего поселка. Общительный. Красавец. Девки искали с ним дружбы. А он беспробудно пил. И его имя постоянно ассоциировалось с непрекращающимися ни на день скандалами.
– Он рос без отца и матери, недополучил домашнего тепла, – добавила Ольга Владимировна.
– Одна лишь Оля, наша молчаливая повариха, сочетание простосердечия, ума и твердости, день за днем отказывала Борису в ухаживании. Тот не сдавался. Одевался с особым шиком: на затылке шляпа, брюки у щиколоток нелепо сужены, темно-малиновый шарфик на шее… Пацаны из поселка побаивались его. Он был агрессивен, мог ударить без предупреждения. Ему всегда надо было привлечь к себе внимание. Однажды Оля прилюдно отпихнула Бориса и побежала из столовой на улицу. Малиновый шарфик за ней. Орет, матерится, угрожает… Оля спряталась за спину проходившего мимо Эдика Савельева. Самоуязвленный Борис сбил его с ног, ударил ногой в лицо. Ребята вместо того чтобы остановить избиение, стояли, как вкопанные. На их глазах бешеный моторист наносил нешуточные увечья их товарищу, а они продолжали молчать. Я подбежал к корчившемуся от боли Эдику, отбил его, оттащил в сторону… И тут получил несколько ударов поленом по боку. Очнулся в допотопном фельдшерском пункте…
