Игорь промолчал: намек требовал осмысления, если то был намек, а не обманный маневр.
Ночной ГУМ безлюден, тиха Красная площадь, пустынны окрестные улицы и переулки. Из 70 тысяч квадратных метров универмага пятая часть приходится на пешеходные галереи, меньше половины занимают площади бутиков и кафе, остальное – подвал. Комплекс построен более 120 лет назад, когда товар завозили на телегах, поэтому спуск в подземелье крут и узок, проезды тесны, а склады напоминают лабиринт. В одном из них жизнь теплилась и в поздний час, рабочие сортировали поступившие стройматериалы для ремонта. Квалификация иных работяг не дотягивала до стандарта главного универмага страны. Славка и Жека попали в подсобники, выполняя поручения: «отнеси и притащи». Теперь таскали мешки с гипсом в дальний конец подвала, где грузили в «газель». Поражала бессмысленность занятия: «Вывозить что ли собираются? А нафига привозили?» Хотя мешки странновато попахивали, ослушаться нельзя – «прораб» Резван пообещал «жопу надрать». Судя по его виду и авторитету в «стройбригаде», из ее разношерстного состава – узбеков, татар, дагестанцев, и прочего люда – своим анусом никто рисковать не стремился.
Еще вечером заходил Старый, по фамилии Алехин, строгий мужик болезненного вида. Перед ним, по словам западенца, даже Руслан ходил по нитке. Правда, сам Гафуров не появлялся, зато Богдан вел себя вполне уверенно и деловито. Именно он приехал на «газели», припарковав ее подальше от входа, затем надолго исчез в лабиринте вместе с каким-то оборудованием. Конечно, аванс заплатили серьезный и обещали высокую зарплату, но сначала речь шла об ограблении ГУМа, а теперь ребятам казалось, что они впряглись в галимую бодягу. Славка предложил слинять, Женька не согласился: «Перед остальными неудобно, некоторые – наши братья по исламу. Опять же хохол откуда-то в курсе, что мы расстреляли Хасана. Намекнул на разборки с ворами в законе, если станем дергаться». Решили выждать чуток, осмотреться. Благо автоматы Богдан перевез в подвал, можно сорваться в любую минуту. На крайняк можно и без них, снайперская винтовка припрятана на стройплощадке.
«Бубала» деликатно открыл электрический и механические замки. Чуть раньше его «волшебный» компьютер подобрал комбинацию цифр на панели сигнализации. Комната, против ожидания, оказалась большой, видимо, специально была скрыта внутри подвала. Она пустовала и, вероятно, использовалась редко. Вместо одной из стен имелся автопандус, полого уходящий дальше вниз.
– Там туннель с Лубянки. Сюда тайно привозили солдат НВКД, а позже КГБ, во время парадов и демонстраций. Они должны были действовать на Красной площади в экстренных случаях. По нему же можно было эвакуировать важных гостей с площади, – пояснил Матвей. – Прямо над этим помещением стоит твоя ворованная «газель».
– Впереди могут быть серьезные датчики, запоры мощные, возможно, есть и ворота, – покачал головой экс-легионер. – Когда «газель» спустим перед штурмом, придется подрывать.
– Если повезет, то в Кремль прорываться не станем. Объект нас встретит, так сказать, на полпути. Ты, Богдаша, продумай последовательность действий. Второго шанса не будет.
– Старый, дело на мази, – «Бубала» включил георадар. – Сам позаботься, чтобы в назначенный час боевики были на месте и в готовности. Я и так беру на себя больше, чем обещал по контракту. Проследи, чтобы мне заплатили дополнительно.
– Твои труды оценят соответствующим образом, – товарищ Григ оглянулся на Опера. – Замолвлю за тебя слово, дорогой.
Обозримая часть зала казалась обширной, а в нарастающей на удалении от центра темноте угадывался и его циклопический размер. Человеческий глаз различает цветовую шкалу из 1400 тонов, из них 700 – оттенки серо-черного. «Зверь» усматривал богатство красок там, где другим виделась лишь антрацитовая, космическая чернота. Чарующая симфония серости – от легкой до глубокой – влекла во мрак, как прозрачная вода манит в глубину. Потом проступило светлое пятно – одинокий человек, стоявший спокойно, со сложенными за спиной руками. Одет был в розовый – девчачьей расцветки – плащ свободного покроя с капюшоном, скрывавший тело целиком. Он медленно протянул руки, багряные, если не багровые, странно контрастирующие с более светлым одеянием.
Незнакомец не проявлял внешнего интереса к пришельцу, но в воздухе повисло его внутреннее недовольство и некая отстраненность, словно розово-красный не рад встрече, словно проводит ее против своей воли. И еще «Зверь» уловил слабые запахи, знакомые каждому, кто в детстве хоть единожды нюхал пальцы после зажжения серной спички и неудачного подтирания задницы. Рот открылся сам собой и произнес слова покаяния.
– На сей раз я не смог убить даже младенца.
– О нем я позаботился. Сильно в тебе разочарован. Ты не Иблис, а мелкий бес, шайтан, не способный выполнить мой приказ.
– Сожалею, владыка. Пощади!
– Поздно, Муса.
И под распухшим от не находящей выхода жидкости, побуревшим от застоявшейся крови, покрытым коростой из засохшей сукровицы грешником разверзлась Преисподняя. Воняло теми же ингредиентами, только ужасно сильно. С высоты, а падать ему предстояло долго – прямо из мрачно-грязных туч, виднелся волнистый изрезанный ландшафт – серый, как пепел, и коричневый, как фекалии. Кое-где проглядывали пятна, зияюще-черные, кислотно-желтые, ядовито-зеленые. Багровые всплески намекали на прорывающийся из-под поверхности огонь. Отдаленные крики, завывания, стоны создавали давящий звуковой фон. Страх и ужас, Фобос и Деймос – вечные спутники насилия, войны и страдания – зависли над этой планетой ада. И главарь террористов содрогнулся, наконец, поняв не умом, а ощутив телом глубину грехопадения.
Вздох замер в легких, сердце перестало сокращаться, отравленный токсинами мозг выключил последний кошмар «Зверя». «Скончался в 04.27», – врач-пакистанец привычно зафиксировал время смерти. «Час волка» наступил в последний раз для того, кто из логова в логово таскал с собой ичкерийский флаг. На нем одинокий волк гордо возлежал под Луной. Мертвый его совсем не напоминал: распластанный на спине, с повернутой на бок головой и свисающим из открытого рта синюшным языком. «Утром кремировать, чтобы и следа не осталось, – велел оперативник и подумал. – Пусть считают, что он жив, его имя еще используем».
Глава 57
Скоро
В подобные дни настроение Мироновича резко ухудшалось, к горлу поднималась желчь и ничто не радовало, даже сказочное здание ГУМа. Как и обычно, он обошел три этажа каждой из трех галерей, накрытых стеклянными куполами архитектора Шухова. Персонал окучивал первых клиентов, туристы поедали мороженое и глазели на витрины дорогих и не очень бутиков. Эскалаторы исправно крутились, вертушки входных дверей деловито поставляли посетителей. Кафе испускали приятный аромат свежей выпечки. Но с Васильевского спуска уже трубили голоса инженеров громкого вещания и ведущих предстоящего мероприятия – надвигался Сельскохозяйственный форум. Любое столпотворение, а их почему-то обязательно хотят проводить на Красной площади, означало ограничение потока обычных покупателей, и, значит, дневной выручки. Крестьяне брендовые шмотки не покупают, то есть бабки пронесут мимо кассы. Грустно и обидно!
