— Вы думаете?.. — спросил он наконец.
— Я думаю, что ты слишком долго чувствовал себя нелюбимым,
чтобы допустить, что можешь быть любим. В такой ситуации любовь женщины легко
не заметить... — ответил я, стараясь быть как можно более мягким,
— Но... Я никогда так не думал, — прошептал он словно бы для
самого себя.
— А если подумать? Это ведь куда логичней! Сейчас, в отношении
с собственной супругой, ты муж, а не сын...
— Действительно — муж, а не сын! — этот вывод, лежащий, как
кажется, на поверхности, прежде был ему не виден; когда же эта истина
открылась, она произвела в его сознании эффект разорвавшейся бомбы.
Теперь, когда он вернулся домой, изменилась не только модель
его поведения, о чем мы говорили с ним на первой нашей встрече, но и его
чувства. Он перестал носить в себе обиду на мать и греть мысль о том, что жена
лишь делает вид, что любит его. Это новое отношение к своей супруге позволило
ей быть более открытой и более свободной в проявлении своих чувств. Когда же
она это сделала — проявила свои чувства — он увидел, с какой любовью она к нему
относится. Так этот порочный круг, берущий свое начало в детстве Антона,
разорвался.
Казалось бы, все это так просто, так очевидно и так давно
должно было быть сделано! Но, к сожалению, мы очень часто проносим свои детские
комплексы через всю жизнь, не замечая, что нынешние наши проблемы — отнюдь не
новые и не сегодняшние, а прежние и повторенные. Впрочем, освобождение, если
оно освобождение, никогда не поздно.
Бежать от Тебя — значило бы бежать и от семьи, даже от
матери. Правда, у нее всегда можно было найти защиту, но и на защите этой лежал
Твой отпечаток. Слишком сильно она любила Тебя, слишком была предана Тебе,
чтобы более или менее долго играть самостоятельную роль в борьбе ребенка.
Франц Кафка («Письмо отцу»)
Любовь — не продается, но покупается
Начиная где-то с четырех лет и старше мы стали всерьез
задумываться о том, любят ли нас наши родители. Тогда мы впервые спросили свою
маму: «А ты меня любишь?» И сам факт появления этого вопроса свидетельствует о
многом. Ведь он вряд ли придет в голову ребенку, не сомневающемуся в том, что
его любят. Потому нетрудно предположить, что к этому возрасту у нас уже было
полным-полно сомнений на этот счет.
Что для ребенка самое значимое в жизни? Важнее всего для
него — материнская любовь. Ощущая ее, он сразу чувствует себя защищенным, не
ощущая — испытывает тревогу. Любовь — это чувство защищенности, и все мы это
хорошо знаем по собственному опыту. Когда женщина влюбляется в мужчину (только
по-настоящему) и ощущает взаимность, у нее резко снижается уровень общей тревожности
— она чувствует себя как за каменной стеной. Как только мужчина влюбляется в
женщину и понимает, что не безответно, то он становится на порядок более смелым
и решительным. Так что, в целом, хотя мы и реагируем на любовь по-разному, но
эффект всегда один и тот же — мы перестаем тревожиться.
Вот почему ребенку так важно чувствовать себя любимым, ведь
любовь родителей дает ему ощущение защищенности. И родители хорошо это знают, в
противном случае они бы не пользовались «любовью» (точнее — «нелюбовью») как
средством наказания и эмоционального шантажа. Но хорошо известно, что это
излюбленная воспитательная тактика! «Если ты немедленно не перестанешь шуметь,
я не буду тебя любить!» — сообщает мама, полагая, что так она «воспитает»
хорошего человека. А потенциальный «хороший человек» пугается, переживает
состояние тревоги и начинает врать.
Впрочем, говорить это, озвучивать свою нелюбовь родителям
вовсе не обязательно. Задумайтесь, можете ли вы верить любви человека, который
постоянно на вас раздражается, недоволен тем, что вы делаете, кричит на вас,
распускает руки, а эпизодами превращается в ледяную статую — игнорирует вас и
ваши чувства? Не думаю, что вы сможете долго сохранять святую и невинную
уверенность в том, что он вас любит. Вероятно, вы придете к умозаключению, что
любви здесь нет, что она — фикция, выдумка, обман.
Но вернемся еще раз к опыту наказания. Несправедливое
наказание всегда мучительно, а если тебя наказывают нелюбовью, то вдвойне.
Ребенок не понимает, почему его наказывают. Вины своей он не чувствует, любое
наказание только ранит и оскорбляет его. Понять «высокий и великий смысл»
наказания, к чему призывает его взрослый, он не способен, это за гранью его
понимания. И как же он должен реагировать, какие выводы он может сделать, чувствуя,
что несправедливо и жестоко наказан? Вполне естественно подумать: «Меня не
любят!»
Итак, перед нами хорошая «троица»: понимание, что тебя
обманывают, ощущение, что тебя не любят и необходимость врать, чтобы быть
любимым. Ложь, на которую постоянно идет ребенок, — это способ защиты, но, с
другой стороны, это лучший повод для его родителя проявить свою нелюбовь. «Ты
это сделал?!» — спрашивает мама. «Нет, не я!» — испытывая ужас, врет ребенок.
«Почему ты его ударил?!» — спрашивает мама. «Он первый начал!» — испытывая
ужас, врет ребенок.
Необходимость врать своему родителю, чтобы избежать
наказания, на самом деле для ребенка гигантская травма. Разумеется, здесь
страдают не его «моральные чувства»; не с тем связаны его переживания, что он
знает — «Врать нехорошо!» Просто его ложь заставляет чувствовать собственную
разделенность с мамой (или папой). Если мне приходится врать, значит, меня не
понимают и не любят. Ужас этого откровения пронзает ребенка насквозь, потому
что те, кого он любил, те, кому он доверял, те, кому он беззаветно верил,
оказываются «другими людьми».
И если прежде ощущение единства со своей матерью (или отцом,
если он активно участвовал в уходе за ребенком, начиная с самого младенчества)
давало ребенку ощущение защищенности, то теперь ощущение этого разделения,
напротив, приводит к острейшему чувству тревоги. Его словно бы второй раз
выбрасывают из материнской утробы, причиняя тем самым невыносимые страдания.
Теперь эта «утроба», правда, не анатомическая, а психологическая, Но что с
того?! Ощущение беззащитности поселяется в ребенке, причем в самой сокровенной
его глубине.
Материнская любовь к растущему ребенку — любовь, ни на что
не претендующая для себя. Должно быть, это наиболее трудная форма любви из всех
возможных и обманчиво кажущаяся легко достижимой из-за того, что мать так
естественно и просто привязывается к своему дитяте, пребывающему в
младенчестве.
Эрих Фромм
Родитель — это самый близкий, самый дорогой и самый любимый
для ребенка человек. Но даже если он не слышит и не понимает ребенка, не
разделяет его чувств и не может войти в его положение, не доверяет ему,
наконец, и не согласен с ним, что тогда думать о других людях? Каким может быть
уровень доверия к ним?! И этот ужас толкает ребенка к родителю, но теперь
совершенно иначе. Он уже не ожидает, что с распростертыми объятьями и
беззаветной любовью он будет принят любым. Теперь он попытается хотя бы
заслужить любовь, быть каким-то.
