Неуверенность может проявляться в разных вещах. Например,
кто-то из нас страдает неуверенностью, связанной со своей профессиональной
компетентностью, кто-то из-за своей внешности и привлекательности, кто-то
сомневается в своих физических возможностях, кто-то испытывает постоянную
неуверенность, связанную с финансами, кто-то страдает от неуверенности при
общении с другими людьми, для кого-то проблемой оказывается принятие того или
иного решения. В общем, способов, которыми проявляется наша неуверенность,
больше, чем нужно. Формируется же она в указанном возрасте только по двум
направлениям, одно — общее для всех детей, другое имеет половую специфику.
Общее для нас всех чувство неуверенности обусловлено
тревогой ребенка, который не чувствует себя любимым. И это вполне логично. Если
ты не чувствуешь себя любимым, то и не ожидаешь, что любое твое действие будет
принято «на ура». Поскольку же никогда не известно, какая из твоих выходок
пройдет с успехом и под аплодисменты, а какая вызовет бурю негодования и
повлечет за собой наказание, то, соответственно, и нерешительности здесь есть
где разгуляться. И тут от пола ребенка ничего не зависит — этой психологической
инфекцией страдают и мальчики, и девочки.
Пол ребенка начинает иметь значение, когда дело касается
ожиданий, связанных с его половым поведением (не сексуальным, а полоролевым).
Девочки, по задумке, должны быть красивыми и умными, внимательными и
исполнительными, чувствительными и чувственными и далее — по списку. Мальчики
же должны быть серьезными, рассудительными, терпеливыми, ответственными, выносливыми,
конечно, лишенными слезных желез плюс еще два-три десятка пунктов.
Количество требований, которые предъявляются к нам как к
«представителям пола» — огромно. Если же ребенку не удается выполнять данные
требования, то он испытывает неуверенность, которая распространяется не на одну
только половую жизнь, но и на многие другие сферы его жизни. Многие ли девочки
способны отвечать всем этим требованиям на «все сто»? А мальчики? Разумеется,
это почти невозможно, тем более что многие ожидания наших родителей и вовсе
противоречат друг другу.
Например, от мальчика могут требовать послушания («Если папа
сказал, значит, так и надо делать!») и самостоятельности («Где твоя
ответственность — ты все должен делать сам!»), что иногда не так-то просто
сочетать. Можно, конечно, быть послушным и исполнительным, но в этом случае
трудно отвечать за свой поступок, да и проявить самостоятельность не
представляется возможным. Что делать? Что в этом случае — «правильно», с точки
зрения родителей, а что — «неправильно»? Ответить на этот вопрос, мягко говоря,
проблематично! А на кону — любовь родителей, и это уже не шутки!
От девочки же ждут, что она, например, будет одновременно и
рассудительной («Ты должна это понимать, ты же девочка!»), и чувственной («Ты
ведешь себя, как мальчик! Ты же — девочка, ты должна быть мягче!»). Но что ей
делать, если ее рассудительность не предполагает «мягкости» в том или ином
вопросе? Что предпочесть? Что родители посчитают правильным в данном случае? И
не лишится ли она их любви, если ошибется в выборе? Архисложная задача для
детской психики, доложу я вам! Если же учесть, что под вопросом оказывается
самое важное в жизни ребенка — любовь и благосклонность родителей, то понятно,
что напряжение здесь титаническое.
Разумеется, родители делают все это из благих побуждений, но
итог зачастую противоречит изначальной цели. Ребенок — это не плюшевая игрушка,
у него есть еще и чувства, и другие желания кроме тех, чтобы быть любимым. Как
согласовать все это — противоречивые ожидания родителей, с одной стороны,
собственные желания и представления, с другой? При условии, что ожидания
родителей не содержат в себе серьезных противоречий, а собственные желания
ребенка относительно малы вследствие его общей психологической слабости,
возможно, малышу это и удастся. Но во всех иных случаях мы получаем идеальную
схему любого невроза.
В сказке, когда витязь оказывается на распутье перед
указательным знаком, на котором написано: «Налево пойдешь — коня потеряешь,
направо — сам не вернешься, а прямо — и не думай!» — он стоит на месте и
мучается проблемой выбора. Когда же такая задачка предлагается ребенку — он
встает на дыбы. И не потому что он вздорный, а потому что он в панике. Он не
знает, что предпринять и как поступить, при этом что-то делать ему нужно. Вот
мы и получаем «непослушного», «нехорошего», «отвратительного» мальчика или
примерно такую же девочку, которые еще сохраняют надежду быть любимыми...
Думали ли наши родители об этом внутреннем конфликте своих
детей? Боюсь, что нет. Оказывали они поддержку ребенку, оказавшемуся в такой
ситуации? Вряд ли. И почему мы теперь удивляемся собственной тотальной
неуверенности во всем и вся? Удивляться абсолютно нечему! Тревога нашла способ
своего выражения — неуверенность, причем, всеобщую — ив себе, и в других, и в
окружающем мире. Таков результат, с которым всем нам приходится жить.
Природа нашей неуверенности — реакции наших родителей на
наше поведение. Иногда какая-то совершенно незначительная их реплика или просто
мимическая реакция, которую мы, как нам кажется, даже пропустили мимо ушей и,
вполне возможно, быстро забыли, могла поселить в нас тягостное чувство
неуверенности и, соответственно, тревоги. В дальнейшем нам остается ее только
развить и преумножить. Можно сказать, что родители, отказывая нам в поддержке и
выказывая свое отношение к каким-то нашим действиям и поступкам, дают
направленность развитию нашему будущему неврозу.
Случаи из психотерапевтической практики:
«Нет, не принцесса. Королевна!»
Значение отца в жизни девочки необычайно велико, причем оно
столь же существенно, даже если его физически нет (бросил, умер, растворился в
воздухе). Но если он есть — это или большая удача, или катастрофа, потому что,
как я уже сказал, значение его в жизни девочки необычайно велико.
Катастрофы могут быть разные. Отец способен стать для дочери
прообразом идеального мужчины, которого эта женщина будет потом подсознательно
искать всю свою жизнь и, разумеется, безуспешно. Тех, кого нет, как вы
понимаете, найти нельзя. Но возможен и другой вариант: отец может, наоборот,
дискредитировать всю мужскую братию, убедив дочь своим поведением в том, что
настоящих мужчин в природе просто не существует. В общем, вариантов почти
безграничное множество.
И, может быть, худший из них проявляется досадной мелочью —
отец, указавший на некрасивость дочери. Когда это делает мать (а матери делают
это часто и в ряде случаев даже не подозревают об этом), девочка, разумеется,
страдает, но куда в меньшей степени, нежели если это делает отец. Проще говоря,
мать может говорить своей дочери, что она «страшненькая», что ее «никто замуж
не возьмет», что она «не получилась» и «неизвестно в кого пошла», но все эти
бесчисленные унизительные шутки подчас воспринимаются ребенком не столь болезненно,
как одно какое-нибудь случайно брошенное отцом слово.
