И потому все, что отец одобряет в своей дочери, его жена и
ее мать подвергает серьезной ревизии. Если он говорит, что она умница, то мать
проверяет — так ли это на самом деле. Если он восклицает, обращаясь к своей
дочери: «Какая ты красавица!», мать проводит осмотр — так ли это? Если ему кажется,
что его дочь — «молодец», ее мать инспектирует «объект» и, разумеется, приходит
к обратным выводам. Потому что если отец выискивает в своей дочери достоинства,
то она, неизменно и с завидным усердием, высматривает в ней недостатки. В
результате — он видит прелести, она видит весьма сомнительные достоинства.
Мать, словно бы та мачеха-царица из сказки о спящей
красавице и семи богатырях, раз за разом переспрашивает зеркальце, «кто на
свете всех милее, всех румяней и белее», словно бы ждет, что зеркальце,
наконец, одумается и перестанет поминать растущую где-то рядом, по соседству,
красоту. Разумеется, во всем этом нет злого умысла, более того, мать считает,
что она поступает правильно, когда указывает своей дочери на те или иные
недостатки — «А иначе кто из нее вырастет!» Эта логика кристально чиста, и в
ней есть здоровое зерно. Однако сейчас речь о другом: как девочке, оказавшейся
в такой ситуации, определить «правильную» форму своего поведения? Как ей понять
— что она делает действительно хорошо, а чего делать не следует?
Эта странная, как правило, скрытая от глаз,
разворачивающаяся подспудно ситуация конфликта целей и ориентиров, стандартов и
правил играет с маленькой девочкой злую шутку. Она вынуждает ее лгать,
приучаться к тому, что вести себя надо по-разному — в одних случаях так, а в
других — иначе. И все это вместе порождает в ней невыразимую, чудовищную
неуверенность в себе. Право, трудно рассчитывать на себя, если с одной стороны
у тебя — одобряющий отец, который если и видит недостатки своей дочери, то
пытается их не замечать, нивелировать, а с другой стороны — мать, которая
выискивает ее недостатки и иногда даже с жестокостью выносит их на всеобщее
обозрение.
Возникший своего рода двойной стандарт — это не просто
разные точки зрения. Это разные точки зрения молодой, а впоследствие и зрелой,
женщины на саму себя. Ей то кажется, что она все делает правильно, что так и
нужно, а с другой стороны, у нее возникает ощущение, что она, напротив, все
делает неправильно и сама никуда не годится. Такой внутренний раздрай, такое
внутреннее противоречие, знакомое подавляющему большинству женщин, делает их
нерешительными, неуверенными в себе и слабыми перед ударами обстоятельств.
В женщине словно бы постоянно спорят два человека: один
говорит: «Ты все делаешь правильно! Ты все делаешь хорошо! У тебя все
получится! Ты молодец», а другой немедля в ответ произносит прямо
противоположное: «Ты не права! То, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь,
ужасно, никуда не годится, отвратительно!» И это внутреннее метание, эти
душевные сомнения, это внутреннее смятение лежат здесь — в ее детстве, в ее
отношениях с родителями.
Причем даже если родители вели бы себя иначе, то есть не так
именно, как я описал, то общая формула была бы такая, потому что в подсознании
женщины отец — это тот, кто одобряет и может простить; а мать — та, кто будет
всегда осуждать и видеть «дурную сторону», а если поддержит, то только
почувствовав, что дочь сдалась.
Чувства неуверенности и тревоги зачастую создаются в нас не
просто родителями, а мамами и папами, то есть женщинами и мужчинами, и также их
отношениями друг с другом. Кроме того, родители редко ведут себя в отношении
нас одинаково, и то, что дает нам мать, не может дать отец, равно как и
наоборот. Отсюда с неизбежностью следует вывод: травмы, которые они нам
наносят, тоже разные. Так что мы страдаем и от родителей как таковых, и от пап
и мам. Впрочем, если мы говорим о чувстве тревоги и неуверенности, то за
соответствующие комплексы мальчиков в большей степени ответственны мамы, а в случае
девочек — папы.
Зрелый человек объединяет в своей любви и материнское, и
отцовское начало, несмотря на их полярность. Обладай он только отцовским
началом — оказался бы алым и бесчеловечным. Руководствуйся лишь материнским,
был бы склонен к утрате здравомыслия и не был бы способен помочь себе и другим
в развитии.
Эрих Фромм
Случаи из психотерапевтической практики:
«Главное, чтобы тебя любили...»
Эта история, как и большинство других, которые встречаются в
моей практике врача-психотерапевта, началась одновременно и печально, и
тривиально. Красивая, обаятельная, удивительно тонкая женщина лет тридцати с
копейками обратилась ко мне, поскольку жить ей больше не хотелось. Звали ее (по
счастью, зовут и теперь) — Анастасия.
По правде сказать, меня всегда смущает это нежелание жить,
возникшее на фоне жизненных неурядиц. Мне кажется, что оно какое-то
ненастоящее, хотя я знаю, что некоторым все-таки удается свести в таком
состоянии счеты с жизнью. Это вообще странно — жизнь ведь такая штука — тебе
дали, чтобы ты пользовался, причем дали временно, известно, что заберут
обратно. Какой смысл избавляться от нее раньше времени? По меньшей мере —
напрасный труд. Ну да ладно.
Ее муж, с которым ее связывал, по большому счету, только
брак (ребенок у Анастасии был от первого ее брака), после девяти лет совместной
жизни и охлаждения отношений пошел в загул. Без особенных последствий и
достаточно «культурно». Пошел и пошел, в конце концов, это не новость для
белого света, что мужья куда-то ходят.
Иными словами, глядя на эту ситуацию со стороны, драмы не
видно. А уж кончать из-за этого жизнь и вовсе странно! Почему же такая реакция?
Уже нет былых отношений (даже сексуальные прервались больше года назад),
чувства изменились, совместных детей нет, каждый из супругов самостоятельный
человек, каждый имеет профессию и хорошую работу. Почему столько боли? Откуда
она?!
Секрет скрывался во фразе, которой я, признаться, поначалу даже
не придал какого-то уж очень серьезного значения. «Мне необходимо чувствовать
себя любимой! Я должна чувствовать, что я нравлюсь!» — раз за разом с
необычайной настойчивостью повторяла Анастасия. И я-таки, наконец, ее
услышал...
— Анастасия, а что для вас значит «быть любимой»? — спросил
я в какой-то момент.
— Чувствовать себя любимой и жить — это для меня одно и то
же! — ответила она.
— Но не всегда же было так, что вас любили? Были, наверное,
периоды, когда вы не чувствовали любви... — удивился я.
— И всякий раз я чувствовала, будто бы умерла.
— И все же, что это значит — «быть любимой»? — я решил
вернуться к первоначальному вопросу.
— Чувствовать на себе заинтересованные взгляды мужчин,
понимать, что ты им нравишься, что они очарованы, — стала перечислять
Анастасия.
— То есть это значит — чувствовать себя женщиной? —
резюмировал я.
— Да, женщиной. Если тебя не хотят, значит — не любят.
