Позабавившись, сколько это было возможно, нашим «смешным»
реакциям сопротивления и противостояния, иерархический инстинкт наших
родителей, впрочем, не только не унимается, а напротив, лишь распаляется. Все
происходит так, словно бы властителям (пусть и подсознательным) был брошен
вызов (пусть и не осознанный смельчаками таким образом). Кто-то из родителей
воспринял это более спокойно, кто-то менее, но, как правило, сами они и не
догадываются, что оказались заложниками своего иерархического инстинкта,
который не терпит «слабых выскочек».
Вызовы, брошенные мальчиками, часто больше ощущаются папами;
вызовы девочек, напротив, лучше чувствуют мамы. Хотя, конечно, это правило не
абсолютно, но вот последствия есть всегда. Внешне все может выглядеть и вполне
«невинно»: папа играет с малышом в игру «кто быстрее съест суп», кто быстрее
добежит куда-нибудь наперегонки или кто — папа или сын — победит в дружеском
боксерском спарринге.
Такие «соревнования», к сожалению, вещь небезобидная для
психики ребенка. Потому что, каким бы ни был их исход, мальчик все равно может
почувствовать унижение — если папа «выигрывает», мальчик чувствует себя
проигравшим, и, конечно, это не может его радовать. Тем более если отец сопроводит
свою победу словами «ну ты и слабак», «а... не можешь выиграть!» или чем-то еще
в этом, духе.
Если же папа поддается и проигрывает, то сын чувствует, что
с ним играют «в поддавки». С одной стороны, ему, конечно, приятно победить, а с
другой, его унижает его собственная слабость. И всю эту борьбу чувств нетрудно
разглядеть на лице ребенка — он напряжен, он боится, он раздражается, он
изображает «веселье игры», тогда как ему, на самом деле, совсем не весело.
С девочками, к сожалению, подчас случается то же самое. В
чем-то, впрочем, их реакция отличается, но и маленькая девочка может переживать
такие травмы. Ребенок чувствует себя слабым, а признаться себе в этом у него
нет силы, ведь он буквально только что стал— ощущать самого себя, и подобные
«откровения», начинающиеся с самого порога, конечно, не придают ему ни
энтузиазма, ни оптимизма.
Борьба за пресловутую пальму социального первенства не
бывает красивой. И если для детей эта битва принципиальна, то родителей она
раздражает. Они знают, что они сильнее, они чувствуют свою власть и свое право,
а потому все эти детские притязания на некое «господство» лишь какое-то время
их забавляют, а затем «наскучивают» или начинают откровенно бесить.
Это подсознательное противостояние личностей выливается или
в мелкие издевательства над детьми со стороны родителей (в виде бесконечных
подтруниваний, издевок, подначиваний), или в формальный повод сорваться на
своего ребенка, выместить на нем свое раздражение (подчас возникшее где-то в
совершенно другом месте и в других отношениях).
Иерархический инстинкт какое-то время можно облекать в
шутку, но в определенный момент он все равно берет верх над родителями и они,
вольно или невольно, унижают своего ребенка. А у него в этот момент происходит
становление его иерархического инстинкта, и происходит, как мы видим, в очень
непростых условиях.
Описываемые же здесь психологические травмы — это не частные
неурядицы, а воздействия на формирующийся иерархический инстинкт ребенка,
воздействия, вызывающие его деформацию. Впоследствии она будет и заметной, и
небезобидной как для самого ребенка, так и для его окружения. Сейчас пока этого
не видно, бомба иерархического инстинкта — с замедленным механизмом действия.
Разумеется, эти события и реакции — и детские, и
родительские — как правило, происходят спонтанно, непреднамеренно и
нецеленаправленно. Родителям кажется, что они просто играют с ребенком,
поддерживают с ним контакт. Каждая такая мизансцена рождается как бы сама
собой, без злого умысла. Взрослые удовлетворяют таким образом свой
иерархический инстинкт и не отдают себе отчета в том, что их дети подчас крайне
болезненно реагируют на подобную форму обращения с ними.
Насколько сами дети осознают происходящее? По-разному.
Многие — буквально с ювелирной точностью, и о подобных сценах — детских обидах,
чувстве унижения, бессилии и отчаянии — мои пациенты рассказывали мне сотни
раз. Но все-таки для большинства детей происходящее во время таких
«показательных порок личности» проходит относительно незаметно. Сила
собственного иерархического инстинкта у таких детей не так велика, а потому они
сносят подобные реакции как должное. Это, в свою очередь, снижает
соответствующий родительский пыл.
Так или иначе, но без последствии не остаются ни те, ни
другое. Первые — те малыши, которые очень хорошо чувствуют интригу этой стороны
отношении со своими родителями и чей иерархический инстинкт переживает в
подобных ситуациях стресс — превращаются в людей с болезненной самооценкой (мы
скажем об этом ниже). Вторые — те, что относительно спокойно переносят давление
родителей и чей иерархический инстинкт позволяет им держаться в рамках — или
превращаются в людей с типом поведения, или просто замыкаются, а впоследствии
будут характеризоваться эмоциональной нечуткостью.
Властолюбие — это страсть, которая несправедлива сама по
себе, и ее проявления восстанавливают против нее всех. Она начинается, однако,
с опасения, как бы не оказаться под властью других, и стремится к тому, чтобы
заблаговременно добиться власти над другими.
Иммануил Кант
Случаи из психотерапевтической практики:
«Двойной удар...»
Как я уже сказал, чаще всего мальчики испытывают давление со
стороны отцов, а девочки — со стороны матерей. Впрочем, это правило изобилует
исключениями. История Лики — одной из моих пациенток, показывает и такую
возможность — подавлять могут оба родителя. Конечно, многое зависит от
иерархического инстинкта самого ребенка — если он склонен к подчинению и не
демонстрирует открыто протестов, его жизнь проходит в этот период с меньшими
душевными травмами, хотя негативные последствия все равно рано или поздно
проявятся. Для детей, обладающих незаурядной силой личности уже в этом возрасте
(от 3-х лет и старше), и этот период их развития может быть роковым, оставляя
неизгладимый и не самый радужный след на психике ребенка.
Лика — красивая девятнадцатилетняя девушка — поступила в
Клинику неврозов им. академика И. П. Павлова с диагнозом «незавершенный
суицид». И, надо признать, серьезно насторожила врачей своим заявлением: «Я
решила умереть, и я это сделаю. Очень жаль, что не удалось с первого раза». Нам
было от чего напрячься, поскольку количество таблеток, которые она приняла с
целью самоубийства, превосходило все мыслимые и немыслимые пределы. Совершая
суицид, она все продумала — узнала смертельную дозу лекарств, выбрала
подходящее время, чтобы ее не бросились искать. В общем, по всем признакам
перед нами был истинный, то есть спланированный и не демонстративный суицид.
На мой вопрос: «А зачем, собственно, мы это делаем?» она
ответила буквально следующее: «Я не вижу смысла жить. Чего бы я ни делала, меня
преследуют неудачи. Я хотела стать певицей, но мне это не удалось, несмотря на
мои четыре октавы. Я закончила школу с золотой медалью и хотела получить
нормальное образование, а буду бухгалтером. Я заняла второе место на городском
конкурсе красоты, а у меня обнаружили гормональное заболевание и теперь я чем
дальше, тем больше буду толстеть. У меня ничего не получится, я не состоюсь в
жизни. Какой смысл жить?»
