Надо признать, что эта аргументация, по крайней мере на
первый взгляд, была весьма серьезной. Тем более что все оказалось правдой — и
потрясающий голос, и золотая медаль, и звание «вице-мисс» на конкурсе красоты,
и заболевание, и полнота (с последним, впрочем, удалось более или менее
справиться). Удивленный полосой заявленных Ликой неудач, я попытался выяснить
причину такого невезения, и она оказалась по всем пунктам одной и той же.
Мать Лики долго не хотела верить в то, что у нее есть голос,
и когда преподаватели вокала все-таки настояли на необходимости обучать Лику,
через пару месяцев мать отказалась платить за ее образование. Когда Лика
закончила школу, мать заявила, что «нечего время зря тратить, нужно работать»,
а потому «университет не обязателен, хватит и профессионального училища,
бухгалтера всегда будут нужны». И даже с заболеванием дочери она обошлась
достаточно странно — сказала, что, мол, «написано тебе на роду быть толстой,
чего лечиться?» И драгоценное время было упущено.
Впрочем, такое отношение к дочери было для ее матери
явлением обычным. Женщина не состоялась в жизни, мечтала о большой и яркой
карьере, но мечты так и остались мечтами. Потом вышла за мужчину, который не
имел ни образования, ни толком профессии, а к тому же страдал алкоголизмом и
отличался несносным характером. Всю жизнь она проработала бухгалтером — кляла
судьбу, устраивала свою личную жизнь, изменяя вечно пьяному мужу и отыгрываясь
на дочери.
Отношения с отцом у Лики были ничем не лучше. Он хотел,
чтобы у него родился мальчик, и мальчик родился, но оказался нежизнеспособным.
Потом, когда через год с небольшим родилась Лика, он сказал, что она и будет
«его мальчиком». И с самого начала воспитывал ее как мальчика, но не в том
смысле, в котором можно было бы подумать, а в том, что наказания, которые он
избирал в качестве своих воспитательных маневров, были мальчишескими (если
вообще можно считать, что наказания имеют какую-то половую спецификацию). Отец
Лики отвешивал ей оплеухи, порол ремнем, выставлял в мороз полуголой на балкон.
Короче говоря, вся его жизненная неудовлетворенность вымещалась на дочери.
Другой ребенок на месте Лики превратился бы в пассивное и
забитое существо, но в девочке была сила, которая не хотела мириться со своей
судьбой. Когда отец издевался над ней, она думала о том, что выучится, сбежит
из дома и никогда больше его не увидит. Когда мать говорила ей, что с такими
ногами, как у нее, мужчины никогда не будут ее любить, она сжималась, мучалась,
а потом шла в спортивную секцию. Когда мать фактически на глазах дочери
изменяла ее отцу, она мечтала о том, что у нее будет хорошая семья, что муж
будет ее любить, а дети не будут чувствовать себя несчастными. Когда ей
указывали на то, что никому в их семье не удалось сделать нормальной карьеры,
она давала себе зарок выучиться и показать всем, что она «не из этой семьи».
Протестуя против того положения, в котором она оказалась с
раннего детства, Лика лишь усиливала агрессию родителей — и явную (по большей
части со стороны отца), и скрытую (исходившую от матери). Но сам факт, что все
эти хорошие, чудные замыслы произрастали на такой гнилой почве, уже ставил под
вопрос будущее ребенка. В ней словно бы жили два человека. Один говорил: «У тебя
все получится! Ты вырастешь, сама сделаешь свою судьбу и докажешь родителям,
что ты молодец!» А другой постоянно подначивал: «У тебя ничего не получится!
Тебе ничего не светит! Ты неудачница!» Один толкал ее вперед, помогал учиться и
развиваться, а другой при малейшей неприятности и заминке вселял сомнение и
пугал.
В конце концов все это привело к разочарованию Лики в жизни
и желанию покончить с собой. Мать считала ее зазнайкой и эгоисткой, отцу на нее
было наплевать. Лика терпела неудачу за неудачей, испытывала поражение за
поражением, и в какой-то момент ей стало все равно. Поскольку же желание быть
первой и лучшей все-таки никуда не пропало, то смысла жить она не видела:
«Какой смысл? Я неудачница. У меня все равно ничего не получится!»
Конечно, помочь Лике было сложно, ведь нам предстояло решить
две принципиально разные, даже противоречащие друг другу задачи. С одной
стороны, он» должна была избавиться от тех избыточных, завышенных требований к
себе, которые сформировались у нее как защита, как средство противостояния
нескончаемой родительской агрессии. С другой стороны, мы должны были
сформировать в юной девушке уверенность в собственных силах. Иными словами,
одного человека в ней мы должны были убедить в том, что «лучшей» быть не
обязательно, главное — быть счастливой. Другого субъекта в ее душе мы должны
были разубедить в том, что у Лики нет шансов.
Шансы у нее были, и были замечательными, но быть «лучшей»,
«первой» совсем не обязательно, а главное — и нельзя. Кто такой «лучший», кто
такой «первый»? Ведь эти требования — чистой воды фикция! Уважать самого себя и
верить в свои силы — вот что значит добиться успеха в жизни, а лидерство — это
невротическая борьба за «первое место», которого в принципе не существует.
Можно, конечно, быть лучшим, но только в чем-то, а не «вообще лучшим», можно
занять первое место на каком-нибудь соревновании, но нельзя быть «вообще
первым». Эти требования — невротические и гарантируют лишь одно — чувство
неудовлетворенности.
В какой-то момент психотерапии я спросил у Лики:
— А почему ты, о чем бы ни говорила, постоянно возвращаешься
к своим родителям? Ты ведь уже выросла. А кажется, что ты продолжаешь вести с
ними какую-то непрекращающуюся дискуссию. О чем вообще ты можешь с ними
говорить?
Лика задумалась:
— Говорить?..
— Ну да! — продолжил я. — Ты же постоянно с ними
разговариваешь и что-то им доказываешь! Что бы ты хотела им сказать?
Лика покраснела и выпалила:
— Я ни о чем не хочу с ними говорить! Слышите, я не хочу с
ними разговаривать!
— Но ведь говоришь?
— Говорю... — протянула она. — Действительно. Я как-то
совсем раньше об этом не думала.
С этого момента дело пошло на поправку. Лике важно было
понять, что каждый ее поступок до сих пор не был ее собственным поступком, она
поступала не для себя и не от себя, а как будто вопреки собственным родителям,
назло им. Но подобная политика просто не может быть эффективной. Если вы хотите
что-то построить, нельзя исповедовать идеологию разрушения, это все равно ни к
чему хорошему не приведет. И если ваши отношения с родителями оставляют желать
лучшего, за них не стоит цепляться. Вести же спор с виртуальными родителями — и
вовсе безумие!
К этому времени и мать Лики вела собственную жизнь, и об
отце, уехавшем в другой город, известий не было уже около двух лет. С кем же, в
таком случае, все это время разговаривала Лика, кому она пыталась доказать свою
состоятельность? И стыд перед кем за свои поражения не давал ей сил жить? Да,
Лике настало время вырасти, тем более что, если разовраться, она уже слишком
давно стала взрослой. Теперь оставалось лишь констатировать это.
