В сущности, ситуация этих двух эпизодов — классическая. С
одной стороны, Колины страхи (все — от сексуальных до социальных), а также
бабушкина версия отношения к сексуальности, с другой стороны, и его собственная
растущая сексуальность и материнская активность в деле содействия возмужалости
сына. Две одинаково сильные и при этом противоположные друг другу тенденции
привели Колю к огромному внутреннему напряжению. Думать о женщинах — страшно, а
желание есть, и никуда от этого не деться.
И вот в коридоре появляется полунагая мать и шествует по
нему, словно мифическая наяда — «голая женщина», эпатирующая своей
сексуальностью. Почему не возбудиться молодой сексуальности? Вполне может
возбудиться, и возбудилась. От этого, впрочем, у Коли возник страх (у него
страх возникал и по менее существенным причинам, так что удивляться здесь
нечему). Несколько дней он напряженно и мучительно думал о случившемся, а потом
это напряжение вылилось в соответствующее сновидение. Все это абсолютно
естественно и с поправками на обстоятельства даже нормально.
Проблема только в том, что из этого была сделана проблема.
Причем не просто из этого псевдоинцеста, а из самой сексуальности. Колин
случай, конечно, показателен, но в целом нечто подобное, пусть и не в столь
показательных формах, случается у многих подростков. Нам же остается лишь
констатировать: сексуальность — это камень преткновения между родителями и
детьми. И от того, насколько правильно ведут себя родители в этом отношении со
своими детьми, в значительной степени зависит и качество их — детей — будущей
сексуальной да и не сексуальной жизни, По крайней мере, сформировать в этой
плоскости чувство вины — это, право, пара пустяков! Зато какой может быть
резонанс!
Базисная невротичность родительской любви, которая
навязывается ребенку, — отрицание телесной жизни, а значит, и стремления к
удовольствию, которое человек получает от двигательной активности и телесного
контакта. В результате ребенок теряет способность самоутверждаться, проявлять
агрессию для того, чтобы потребовать это удовольствие.
Александр Лоуэн
Качество физической близости между матерью и ребенком
отражает чувства матери по поводу сексуальной близости. Если половой акт ей
опротивел, это чувство портит всякий интимный телесный контакт. Каждый контакт
с малышом является для него случаем пережить удовольствие в близости или
почувствовать стыд и арах. Если мать боится близости, ребенок будет ощущать
страх и интерпретировать это как отвержение, у него постепенно разовьется
чувство стыда за собственное тело.
Александр Лоуэн
Лишь женщина, находящая счастье в том, чтобы отдавать, а не
брать, состоявшаяся как личность, любящая своего мужа, других детей, ближних
своих, может оставаться действительно любящей матерью и тогда, когда ее
повзрослевший ребенок начнет отделяться от нее.
Эрих Фромм
Чувство вины
Родителям сформировать у ребенка чувства вины — легче
легкого. Почему? Потому что дети уже натренированы испытывать это чувство в
отношениях со своими родителями. Родители — это люди, которые под разными
предлогами запрещают нам то, что потом, с возрастом, станет неотъемлемой и
необычайно важной составляющей нашей жизни — сексуальность. И именно здесь, в
этой области мы совершаем свой самый сильный, всегда непреднамеренный и
абсолютно неизбежный бунт против своих родителей. Мы любим их и не хотим
обманывать, но здесь такая ситуация, что приходится. Натренировавшись, в связи
со своей детской сексуальностью, испытывать чувство стыда по отношению к своим
родителям, мы уже — полуфабрикаты, готовые испытывать чувство вины где надо и
не надо.
К сожалению, родители, как правило, не предпринимают
достаточных усилий, чтобы снизить, нейтрализовать наше чувство вины. Чаще всего
они, напротив, усиливают нашу вину и транспонируют это чувство или на другую
сферу наших отношений с ними, или же позволяют нам придумывать иные поводы для
его отработки. Вполне возможно, что родители будут упрекать нас в том, что мы к
ним недостаточно внимательны, или же станут обвинять нас в том, что они нам, по
их мнению, «не нужны». Если же в них все-таки достанет мужества и здравого
смысла не эксплуатировать наши чувства, не жать на больные места, то мы и сами
найдем способ попереживать, перекладывая ту свою, еще детскую и подростковую,
вину на другие жизненные ситуации (отношения с супругами, с собственными детьми
и т. д.).
В любом случае в нашей жизни всегда найдется место не только
празднику, но и чувству вины. Хорошего в этом мало, да и бороться с этим
трудно. Впрочем, разве же у нас есть другие варианты? Разве нам предлагается
выбирать? Нет, других вариантов нет, и выбора нет. Так что возьмем себе этот
факт на заметку. Чувство вины имеет сексуальную природу. Есть, правда, в нас
страх наказания (его иногда путают с чувством вины), и в этих случаях нужно
благодарить не половой инстинкт, а индивидуальный инстинкт самосохранения. Есть
в нашем арсенале еще и страх проигрыша, страх оказаться «внизу» (подобные
переживания тоже иногда маскируются под чувство вины), и в этом случае причина
в нашем иерархическом инстинкте. Но если у нас имеется именно вина, — то все
дело в нашей детской и подростковой сексуальности, которая пострадала от
воспитательных процедур, предпринятых нашими родителями.
Остается только одно: принять собственную сексуальность. Нам
предстоит вылезти из той песочницы, где мы играли «в доктора» или «в
дочки-матери», а потом осознать, что пубертат уже нами пройден, и пройден
безвозвратно. После этого нужно понять, что сексуальность — это способ получать
удовольствие и возможность дарить удовольствие, это тот инструмент (пусть это
утверждение и выглядит слишком технично), который позволяет нам осуществлять
близость, дарить и принимать радость. Только переоценив значение и роль
сексуальности в нашей жизни, мы сможем избавиться от чувства вины, которое
иногда залегает, как это ни странно, совсем не там, где изначально было
порождено.
За каждым чувством вины скрыто негодование.
Фредерик Пёрлз
Послесловие
Ханс Кристиан Андерсен — автор философских сказок. Давайте
воспроизведем в памяти «Гадкого утенка». Это история о том, как на птичьем
дворе воспитывался маленький лебедь. Никто не знал о том, что он лебедь, все
были уверены в том, что он — неудавшаяся утка. И логику завсегдатаев птичьего
двора можно понять, они поступали, в общем, правильно, по-своему, но правильно.
Другое дело, что судьба пошутила над этим маленьким лебедем, превратив его в
«гадкого утенка», но виноваты ли были в этом те, кто, по факту, оказался
непосредственной причиной его страданий? Я не думаю, что их есть за что винить,
«ибо не ведают, что творят».
Впрочем, это та редкая для Андерсена сказка, которая может
похвастаться счастливым концом. Маленький лебедь нашел в себе силы пережить
доставшиеся на его долю невзгоды, перетерпеть свою боль, и судьба вернула ему
свои долги. А насколько бы легче ему было жить, проживать свою молодость, если
бы с самого начала он знал, что он никакая не дефектная утка, а самый настоящий
лебедь — одна из тех замечательных птиц, что два раза в год пролетали над
птичьим двором... Он не знал, но мы-то, мы вполне можем знать!
