– Почему отходят полки? – искренне недоумевает Витовт. – Сейчас самое время ударить! Сразу, сильно.
– Их больше, – осаживаю с ходу боевитого прусса. – И ладно бы поляки, а есть еще и левое крыло! Оно целиком из германцев, да и в центре они присутствуют, пусть и не в передних рядах. И запас есть. Твои воины сумеют удержать строй против отборных имперских рыцарей?
Сопит чуток возмущенно, но не противоречит. Понимает, что тут, на равнине, в строю… Пруссам до правильного боя еще подрасти надо. Тут им не городские бои и не резня проследи леса. А одной храбростью, лихостью и воинскими умениями отдельно взятых бойцов победу не вырвать. У германцев не вырвать, против поляков я бы рискнуть, может, и осмелился.
– Вот прав ты, князь Хальфдан, а правда на вкус… противная, – вздыхает Тихий. – Раньше проще было.
– Простота. Она часто для человека хуже воровства встает. Легче простецов и вокруг пальца обвести, и в ловушку заманить. Нельзя старого слепо держаться, нельзя. С новым его сочетать надобно. Вот как мы, варяги, поступаем. И что из этого получается, ты сейчас сам видишь.
– Что? Ударили и отступаем…
– Изматываем, Витовт, – поправил я собеседника. – Мал и Лютобор градом стрел кровавую дань с ворогов собрали. Затем мы разные виды метателей «греческого огня» задействовали. И что получили? У ворогов мертвецов и раненых куда больше, чем у нас. Да и теперь, подходя к нашим полкам, они бояться будут. А ну как опять рыла метателей «греческого огня» из строя высунутся, о себе с ревом и жаром напомнят? Страх, Витовт, его тоже использовать надо. Хорошо использовать, правильно. Жаль только, что большие потери пока только у поляков, германцев мы так и не затронули. Они главная опасность, ну да то все понимают.
Меж тем войско оттягивалось назад, еще ближе к крепости Накло. На те позиции, участки перед которыми уже были досягаемы для метательных машин, установленных на крепостных стенах. Еще один довод в нашу пользу во второй части сражения. Первая уже явно закончилась. Объединенное имперско-польское войско не рвалось в битву. Им явно требовалась пауза. Прийти в себя, восстановить душевное равновесие, хотя бы кратко обсудить дальнейшие действия с учетом показанных нами новых для них тактических ходов. Вот и пусть думают. Чем дольше это будет продолжаться – тем лучше для нас. Хотя на перерыв на завтра я не надеюсь. Это было бы слишком роскошно, а в подобные подарки судьбы я как-то не слишком верю.
А впрочем… Один подарок все же есть. Хотя и не совсем правильно я выражаюсь. Отправленные к Ратмиру Карнаухому гонцы не просто нашли его, он сейчас уже поблизости от нас. И ждет приказа, что делать дальше. Молодец Карнаухий! Все правильно сделал… Многие на его месте банально рванули бы на соединение с нами. Это был бы верный, правильный шаг. Но не самый лучший из возможных. Зато затаиться на некотором отдалении, после чего отправить гонцов с требованием указаний – это самое оно.
У Ратмира пять тысяч как бы конницы. «Как бы» – это по причине того, что примерно половина в седле держатся так себе. Но и этого должно хватить. Здесь конница почти бесполезна, мы сами об этом заблаговременно позаботились. Зато поближе к лагерю противника… О, это может оказаться просто великолепным тактическим ходом. У них ведь кони не в укрепленном месте, а пасутся себе, пусть даже и под охраной. Много-много коней. А охрана, она ведь понятие относительное. Да, способна уничтожить малые силы противника, задержать на некоторое время более крупные. И, само собой, дать знать, что на табуны напали, что требуется помощь.
Вот только откуда эта самая помощь возьмется, если нападение случится в разгар битвы? То-то и оно! Так что гонцы поспешили обратно к Карнаухому, но не просто так, а с четкими указаниями. А уж зная Ратмира, можно быть уверенным, что он не оплошает, сумеет затаиться и ждать. Потом же придет время действовать.
Интерлюдия
Август (Зарев), 990 год, Польша, близ крепости Накло
Повесить, четвертовать, сжечь живьем на медленном огне… Именно это желал сделать с Мешко Пястом Конрад, герцог Швабский. И было за что. Именно из-за его упрямства и желания во что бы то ни стало использовать конницу был потерян весь вчерашний день. Попытки найти свободные для конницы пространства ожидаемо заканчивались обстрелом со стороны славян, унося жизни пытающихся исполнить приказ князя Мешко.
И полное нежелание поляка внимать голосу рассудка, доверить ему, имперскому герцогу, управление войсками. Нет и все! Любой приказ будет исполнен лишь тогда, когда и он, князь Польский, с ним согласится.
Разрази гром небесный гордеца и упрямца! Именно с такой просьбой обратился Конрад к небесам в своей вечерней молитве. Командовать войском должен один. Один! Как только двое пытаются тянуть каждый в свою сторону, сила собранного войска падает. И именно это происходило сейчас. О нет, сам Конрад был достаточно благоразумен для того, чтобы отойти в сторону ради успеха общего дела. Но только не в том случае, когда уступив, отдал бы командование человеку, не способному хорошо это делать. А Мешко Пяст командовал плохо. Или просто недооценивал врага, невзирая на все ранее случившееся? Впрочем, это не было важным.
Затем был бой. Неудачный, когда сначала польская конница, все же не спешившаяся целиком, попала в ловушку, куда ее заманили конные стрелки славян, двигавшиеся по известным лишь им узким проходам. Затем их выдвинутая вперед часть войска с большим числом стрелков. Их нужно было разбить: с этим ни он, ни маркграфы Мейсена и Нордгау не спорили. Но здесь уже враг проявил свои сильные стороны. Их военачальник использовал главное – «греческий огонь» во всех его видах. Доставляемый при помощи метателей-катапульт, глиняных сосудов, метаемых вручную из глубины строя… Наконец эти колесные машины-метатели, явно сделанные на основе византийских, но вместе с тем совершенно другие. И постоянный обстрел из чересчур мощных арбалетов. Ими, казалось, были вооружены почти все воины у славян.
Вот они, два вида арбалетов. Лежат перед ним, навевая очень печальные мысли. «Лук» из стали, а не из дерева, причем на обоих. Какая-то конструкция из дерева, которую вражеские стрелки перед выстрелом упирали в плечо. Вроде бы так лучше целиться… И у одного из арбалетов еще и тетива натягивается с помощью механизма. Необычно. Странно… Но действенно. Только вот находящиеся при войске священники сразу заклеймили эти арбалеты «дьявольским оружием», с которым добрым христианам воевать нельзя. Из-за того, что из такого оружия любой крестьянин может пробить доспех благородного рыцаря. Они, конечно, сами по себе ничего не значат, но если церковь подхватит эти крики… тогда будет плохо. И не только церковь, но и многие рыцари подхватят. В этом сомневаться не приходилось. А значит, он должен будет постараться убедить и императрицу-мать, и других значимых персон империи, что такое отношение к оружию недопустимо.
Но все это потом, после битвы, которую им необходимо выиграть. Пусть первый натиск на славян был теми отбит, но это лишь начало. Начало… Жаль, что теперь простые воины боятся. Боятся смерти в огне, от которой погибли многие их товарищи. Хорошо еще, что воинов империи пламя не успело опалить. Они видели это лишь со стороны. Видели далеко, а не рядом с собой, не унюхали смрад горелой плоти и не были оглушены истошными криками менее везучих соседей по строю.
