На его счастье мужчина, высоко ойкнув, молча продолжил свой путь, потому как был одет в пальто с серым каракулевым воротником, а значит принадлежал к интеллигентной прослойке общества. Иначе Полю было бы несдобровать. В голове тут же прозвучал голос Алекса «… просто будь аккуратнее», и Дюваль подумал, что друг его оказывается зачастую прав, несмотря на молодость. Ему осталось пройти еще не более ста метров и повернуть направо, именно отсюда начинался его персональный сектор поиска. По мере продвижения по маршруту настроение Поля менялось несколько раз. Сначала он придирчиво осмотрел здание гостиницы, потом еще одно здание явно казенного назначения с кованной решеткой по всему периметру. Но и то и другое были явно старых построек, хотя, как знать, может, они были построены после войны, но в старинном стиле. «Надо у Алекса спросить, каким образом можно узнать про год постройки. Ладно, поставим знак вопроса». Тут Поль оценил простоту обозначений своего друга еще раз и расстроенно покачал головой. «Так, перекресток. Здесь на перпендикулярной улице находится та самая «тошниловка», где мы встретимся. Так, еще казенное здание без вывески. Так, длиннющее девятиэтажное здание с торговым центром на первых двух этажах»… После очередного перекрестка Полю явно взгрустнулось. Не было даже намека на присутствие тех домов, которые он искал. Ранневесеннее солнышко скатывалось за горизонт вместе с французским настроением. Ноги уже промокли и заметно замерзли, а путь был пройден едва наполовину. Поль от отчаяния даже перестал ставить знак вопроса на каждом здании, справедливо решив поставить один знак вопроса на всю чётную половину улицы. Асфальт уже покрылся тонкой коркой льда, и в довершении ко всем бедам ботинки стали скользить, а ноги нещадно разъезжаться в разные стороны. Город готовился ко встрече с вечером. Зажигались лампы на фонарных столбах, трамваи всё чаще тренькали сигналом, распугивая зазевавшихся пешеходов, троллейбусы и автобусы подвергались мощным натискам замерзших в ожидании транспорта пассажиров, которые бросались на них в атаку с сумками, портфелями и авоськами наперевес, весело подбадривая себя воинственными кличами, в которых чаще всего упоминалась чья-то мать. Автобусы еще долго раскачивались неведомой силой, утрамбовывая в своё нутро человеческие тела, после чего плавно, как лайнеры, отчаливали от остановок с торчащими из полузакрытых дверей сумками, авоськами, портфелями и, нередко, конечностями нерасторопных граждан.
Поль честно дошел до конца маршрута, но уже практически не разглядывал здания по своей стороне, повернулся и поплёлся обратно. Обиднее всего было осознавать, что Алекс, который был явно его моложе, не позволил бы опустить свои руки и бросить дело на половине сделанного. Но ноги ныли от постоянной напряженной борьбы со скользкой дорогой, спина болела от частых ударов портфеля, висящего на ремне через плечо, руки замерзли, потому что Поль не догадался захватить с собой перчатки. Больше не хотелось быть историком, разведчиком и первооткрывателем. Оставалась единственная надежда на русского друга.
Между тем русский друг, застегнув молнию на зимней куртке почти до конца и закинув спортивную сумку на плечо, попрощался со стоящими рядом сокурсниками и вышел из здания университета с десятисекундным опозданием от времени Поля. К этому моменту тот как раз успел почти с ногами запрыгнуть на бабульку и засадить портфелем между ног спешившему по своим делам и ничего не подозревающему о коварных планах Дюваля завкафедрой по гражданскому праву Науму Семеновичу Шапиро. Краем глаза Лешка заметил, точнее, услышал, как из припаркованной недалеко от входа в университет серой замызганной машины, именуемой в народе «копейкой», громко хлопнув дверью, вылез с пассажирского сиденья молодой парень в черной болоньевой куртке с двумя красными полосками на правом рукаве, напоминающими повязку дружинников, и не спеша начал двигаться между Лёшкой и Полем. Самойлов тогда еще подумал, что когда купит себе машину, то будет гораздо бережнее относиться к ней.
Француз умудрился, принося всем подряд извинения, организовать затор на тротуаре, «дружинник» нагнулся завязать волочившийся по асфальту шнурок, а Самойлов тем временем легко обогнул всех по дуге и продолжил свой путь. После гостиницы он пересек Плехановскую по пешеходному переходу и оказался на её нечётной стороне. Перебирая в голове все беседы с Полем, он нанизывал как бусинки на ниточку мельчайшие описания старого дома. Ряд капитальных домов довоенной постройки он миновал быстро и не уделил им никакого внимания. Он отчетливо представлял, как вся семья Бартеневых выходным погожим днем дружно пересекала маленький двор и выходила прогуляться по центральной улице города. «Интересно, Конная площадь была слева или справа? Нет, Поль ничего не говорил про нее. Так, рядом рынок. Он существовал в те времена на том же месте. Но Катрин тоже ничего об этом Полю не рассказывала». Здание музея из красного кирпича стояло монументально и интереса так же не вызывало. Лешка нисколько не сомневался, что найдет нужное место, пусть даже без дома, но место найдет. Оно не могло испариться или раствориться. Да, скорее всего, если не повезет, придется потратить необходимое время на составление исторической справки всего лишь одной улицы, но это решит проблему. К тому же, Самойлов мысленно вычеркнул из списка половину домов довоенной постройки, которые совершенно не подходили под описание. Осталось проверить только вновь построенные дома – и решение задачи в кармане. Он стоял и размышлял об этом уже в конечном пункте своего маршрута, на площади Заставы. На нечётной стороне Плехановской признаков дома Бартенева не наблюдалось. «Ничего, теперь надо перейти на чётную сторону и проверить изыскания Поля. Всё равно предстоит возвращаться обратно». Лёшка стоял возле остановки и наблюдал обычную картину вечернего города – крохотный мужичок, делая совершенно непристойные, но энергично-ритмичные движения тазом, безуспешно пытался не только затолкнуть дородную тетку в парике цвета красного дерева в заднюю дверь автобуса, но и влезть туда самому. Самойлов пожалел бедолагу, подошел к двери и, рявкнув в глубину автобуса «Выдохнули!», одновременно нажал жилистой рукой на спину страждущего попасть домой к ужину. Что-то хрустнуло, потом лязгнуло, но двери закрылись, и счастливые пассажиры укатили в закат.
Лёшка еще раз благополучно пересек проезжую часть и пошел в обратном направлении, но уже по чётной стороне улицы. Череда из разнокалиберных домов из разных эпох и разных стилей медленно ползла вдоль левого плеча. Солидные, основательные дома дореволюционной постройки сменялись революционно-барачным барокко, а те в свою очередь передавали эстафету трехэтажным постройкам сороковых годов, возведенным руками пленных нацистов. Иногда всё это разбавлялось более современными строениями эпохи развитого социализма, мимо одного из которых Самойлов только что прошел. Лёшку что-то смутило, но он продолжил движение. Там не было ничего необычного – банальная пятиэтажка, между ней и такой же предыдущей пятиэтажкой проходной дворик, за которым виднелась уже вторая линия домов. «Стоп!». Следующий кадр перемотки памяти вспять заставил его бегом пробежать назад пятьдесят метров. «Вот оно!» – стараясь успокоиться и заставляя сердце биться ровнее, Лешка осторожно, боясь вспугнуть удачу, исследовал глазами два тополя, сросшихся в причудливый узел посреди маленького двора.
