В тишине, заполнявшей промежутки между нашими голосами, ничто тянуло меня, грозило вновь забрать мое тело. Я содрогнулась, думая о сестре, которую никогда не знала. Выходит, все, кто отдал ей свои жизни, умерли напрасно. И тут внезапно я осознала: хотя я чувствую себя человеком, я не человек. Я - фея, которая ела человеческую пищу и утратила свою силу. В конце меня ждет только ошеломляющая пустота.
- Я не хочу быть ничем! - Я даже не знала, к кому обращаюсь.
- В таком случае, чего ты хочешь, Оран-Лиа-на-Мен?
Услышав этот вопрос, я поняла, каких слов он ждал от меня раньше. Но прежде чем произнести их, я вспомнила, как я лежу в воде, невидимая, защищенная. Как я лечу на человеческих мыслях, легкая и свободная. Как я одним взмахом руки вызываю на экран любой фильм, который захочу посмотреть. Удивительную сладость мелодии, сочиненной Джеймсом под моим руководством. Безопасность вечной юности. Все удовольствия жизни, которую ведет фея.
- Я хочу быть человеком, - сказала я.
Кернуннос раскинул руки в стороны, и из его пальцев потек бело-зеленый свет, растворяющийся в пустоте. Свет становился все ярче, окутывая нас, пока мы не оказались в сумеречном саду. Сквозь гигантские листья пробивались неяркие зеленоватые лучи. На растениях висели тяжелые белые цветы, похожие на воронки, а за ними тянулись к небу бледные белые лилии. Цветы выглядели голодными.
- Ты можешь выбрать, - сказал Кернуннос, - ты можешь выбрать человеческую сущность, когда будешь гореть. Я предлагал это твоей сестре, но она лишь рассмеялась в ответ. Я заглянул в будущее и увидел, что ты сделаешь то же самое.
- Не сделаю, - ответила я, - ты видел неверно.
Оленерогий король медленно подошел к Джеймсу. От завороженного выражения его лица я пришла в ужас. Перед Джеймсом тоже стоял выбор.
- Я видел это до появления волынщика. Знай, волынщик, что люди, желающие покинуть мои владения, остаются в них навсегда.
Джеймс и не дернулся. Он поднял левую, свободную руку, чтобы Кернуннос видел написанное на ней слово, которое то ли еще не смылось, то ли было добавлено недавно: «костер».
- И все-таки я уйду. Правда?
В его голосе звучало едва заметное разочарование.
Кернуннос оценивающе посмотрел на Джеймса:
- В Хеллоуин я должен быть с ней. Я знаю, ты чувствуешь по-другому, не так, как человек, однако Нуала тебе небезразлична. Ты не можешь отправить ее туда одну. - Рога немного повернулись. - Ты меня не боишься, волынщик. И тебе все равно, уйдешь ли ты отсюда. Именно поэтому я тебя отпущу.
Джеймс отвернулся от нас. Я не видела ни его мыслей, ни лица; его рука в моей руке была холодной и неподвижной. За последние несколько дней я успела забыть, что, когда мы познакомились, он гнался за смертью.
Подошел Кернуннос, задевая хрупкие зеленые ростки над головой кончиками рогов. В его тени я почувствовала себя юной и беспомощной.
- Понимаешь ли ты, что я тебе говорю, дочь моя?
Я кивнула.
- Дочь моя, иди на костер в черном. И ты, и волынщик. Спрячьте свои тела под черными одеждами, дабы укрыться от глаз моих голодных мертвецов, - сказал Кернуннос.
Он положил руку на плечо Джеймсу, и тот вскинулся, как будто успел забыть обо всем здесь происходящем.
- Джеймс Антиох Морган, - напевно сказал король мертвых, и имя Джеймса зазвучало как музыка, - тебе предстоит сделать выбор. Не ошибись.
Глаза Джеймса блестели в темноте.
- Какой выбор верный?
- Тот, от которого больно, - ответил Кернуннос.
Джеймс
Смерть пахнет именинным тортом. По крайней мере, так я решил, потому что наутро после встречи с Кернунносом мы с Нуалой воняли. Даже не столько тортом, сколько только что задутыми свечами. И наша одежда, и волосы пропитались этим запахом.
- Джеймс Морган, я не хочу из-за тебя потерять работу. Очнись!
Первое, что я увидел после смерти, был Салливан, вернее, его силуэт на фоне светлого, усеянного облачками неба. Первое, что я почувствовал, было жжение и звон в ухе.
- Вы дали мне пощечину? - спросил я.
- Ты решил умереть? - парировал Салливан. - Я тебя уже пять минут добудиться не могу. Пощечина - знак моего истощившегося терпения.
- Нуала!… - Я поспешно сел.
- С ней все в порядке, - сказал Салливан в тот самый момент, когда я увидел ее рядом с собой. - Ей смерть не показалась привлекательной.
Я пропустил его слова мимо ушей.
- Почему мы сидим у фонтана?
Я посмотрел мимо задницы сатира и увидел, как Пол ест пончик на другой стороне фонтана.
- Вы расскажете мне, где провели последние два дня? - вопросил Салливан. - Пол, может, начнешь, раз уж ты ешь мой завтрак?
Мы с Нуалой переглянулись.
- Пол тоже к нему ходил?… Стоп, вы сказали два дня?!
- Уже Хеллоуин, - ответил Салливан, - тридцать первое октября, семь сорок одна утра. - Когда мы все на него уставились, он добавил: - Я бы сказал точнее, но Мои часы не показывают пикосекунды.
Я ждал, что Нуала переменится в лице, услышав слово «Хеллоуин», однако ничего подобного не произошло.
- На территории будут костры? - спокойно спросила она.
- Персонал зажжет их, как только стемнеет, - кивнул Салливан. - Их будет несколько. - Он прищурился. - Что сказал Кернуннос?
И Пол, и Нуала смотрели на меня, будто я был главный. Поэтому я коротко изложил, что случилось. Салливан слушал, водя языком по зубам.
- А что он сказал тебе, Пол?
Пол проглотил остатки пончика:
- Мне нельзя говорить о том, что я видел.
Салливан нахмурился:
- Ладно, ступайте умойтесь. От вас воняет. Но никуда не уходите - Я еще хочу с вами поговорить, прежде чем зажгут костры.
Вот и Хеллоуин наступил… Хорошо бы мне исчезнуть.
Нуала
У сна и смерти та же суть,
Одна возможность
возвращенья,
Из сна я выхожу,
проснувшись,
Из смерти я вернусь в словах.
Стивен Слотер
(стихи из сборника «Златоуст»)
Джеймс открыл красную дверь в Бриджид-холл и посторонился.
- Нет, - ответила я, - сначала дамы.