– Дамы, Вася, чувствуют, что, несмотря на твой профиль чемпиона, широкие плечи и прекрасный рост, ты с ними будешь слишком деликатничать. Есть в тебе что-то такое…
– Чего-о? Вот трепло. Ты лучше скажи, с какой кашей мне теперь этого Нефедова есть? В бригаде. Ребята же не слепые.
– А не надо его есть с кашей, – Крачкин пульнул окурок вниз. – Прислали пополнение? Вот и спасибо. Пусть работает. Гоняй его в хвост и в гриву. Пусть фотографии делает. По свидетелям бегает. У тебя что сейчас горит? Убийство в коммуналке на Невском?
Проспект 25 Октября Крачкин на старый лад называл Невским. При мысли о Фаине Барановой, ее открытых глазах, розе в ее мертвой руке Зайцева передернуло.
– Там же свидетелей полная коммуналка, – Крачкин повернулся, чтобы из зноя снова войти в прохладу кабинетов, коридоров, лестниц. – Вот и пусть Нефедов общается.
– Мартынов и Самойлов всех опросили. Да и я сам побеседовал.
– И? Нам-то что. Пусть дует. Лишь бы не мешал. Может, чего притащит. Притащит – спасибо. А нет – тоже хорошо. Какая разница. Главное, от нас подальше.
3
– Вася, это как понимать? – Мартынов навис над столом. В столовой стоял тот характерный шум, в котором сплетаются гам голосов, грохот стульев и стук алюминиевых ложек.
– Мартышка, уйди, не тряси лохмами, – махнул на него Самойлов, прикрывая ладонью тарелку с супом.
– Как мило: за суп сегодня обеденные карточки не вырезали, – сообщил Крачкин, подсаживаясь с дымящейся тарелкой.
– Потому что это не суп, – жуя, ответил Самойлов.
– Ты чего ластами машешь, в самом деле? – удивился Зайцев, зачерпывая ложкой волокнистую гущу. Мартынов был явно взволнован.
– Это не может быть капустой, – тут же отозвался Крачкин, придвигая снятые очки к дымящейся поверхности на манер лупы. Стекла их вмиг запотели.
– Это и не капуста. Это Мартынов только что натряс.
Голос у Мартынова сделался чуть визгливым.
– Вася! Ты зачем этого… Нефедова по соседям опять отправил?
Зайцев глянул на Крачкина, как бы ища поддержки. Но тот хлебал суп, будто разговор его не касался.
– Сядь, Мартынов, не ори на всю столовку.
Но Мартынов хлопнул ладонью по столу.
– Мартын, выдохни. Сядь, – мирно сказал Крачкин.
Мартынов скроил недовольную мину, но сел. Потом встал. Пошел за своей порцией супа.
– Однако, – только и сказал Зайцев.
– Это еще что за явление было? – проворчал Самойлов.
– Конкуренции боится, – ответствовал Крачкин. – Со стороны длинноногих юных кадров.
Нефедов в самом деле бегал дни напролет. Поручения от Зайцева, от Крачкина, от Самойлова так и сыпались. Новичок не роптал и недовольства не выказывал.
– Во времена императора Николая Первого, говорят, был приказ солдатам иметь вид лихой и придурковатый, чтобы своим разумением не смущать начальство, – возвестил Крачкин, придвигая к себе второе: жидковатое пюре с сероватой сосиской в лужице коричневого соуса. – Наш новый друг в этом явно преуспел. Похвально.
– Между прочим, не надо ржать, – возразил Самойлов. – Если бы не Нефедов, мы бы сейчас сами бегали, как савраска без узды. В связи с чем предложение.
Мартынов вернулся с дымящимся подносом.
– Мартын, слышал?
Лицо у того по-прежнему было угрюмым.
– Что еще?
Ответил веселый Самойлов:
– Если вечером никакой срочный вызов не нарисуется, предлагаю всем вместе цивилизованно выпить пива. Есть одно заведение новое, я разведал. Кто за, товарищи?
И поставив локоть на стол, раскрыл квадратную ладонь. Другой рукой он держал стакан с тепловатым сладким чаем. Крачкин кивнул.
– Пусть, – буркнул Мартынов.
– А ты, Вася?
– Не могу.
– Да ладно.
– В театр иду.
– Шутка сезона!
– Куда?
– Чего? Просвещаться надо. Вы, товарищи, между прочим, советские комсомольцы, а не шантрапа какая-нибудь.
– Я – нет, – вставил Крачкин.
– Мы пример должны подавать, – не сдавался Зайцев. – Вот ты, Самойлов, когда балет в последний раз видел?
– Балет? – удивился Самойлов.
Крачкин засмеялся.
– Не скалься. Ишь, заколыхался, – добродушно оборвал Зайцев.
– Вася, – наставительно воздел папиросу Крачкин. – Помни: глянул – и в сторону.
– Да пошел ты!
– Это чего? Он о чем? – засуетился Самойлов.
– Ты, Крачкин… Я на твоем месте больше интересовался бы современным советским искусством. Чтоб от жизни не отстать.
– Товарищи, – объявил Крачкин. – Вы хоть поняли, к чему эта комсомольская болтовня? У товарища Зайцева – сви-да-ни-е. С дамой.
– О!
– Не может быть!
– Разговелся!
– Поздравляю!
Даже Мартынов забыл о том, что злился. Зайцев встал, накинул пиджак, разом попав в рукава. Одернул лацканы.
– Некультурные вы. Пойду я.
– Она из машбюро?
– Из столовой?
– Регулировщица?
Зайцев припустил от них.
– В этой пивнухе, про которую я говорю, что интересно, – снова заговорил Самойлов. – В ней стоят высокие такие американские стулья…
– Ага, – подал голос Мартынов, – чтобы с них ляпнуться после третьей.
– А кто в тебя третью вливает? – принялся объяснять Самойлов. – Ты культурно сядь, закуси.
4
Поразительно, насколько даже маленький человек оплетен всевозможными приятельствами, связями, знакомствами. Вот даже и убитая Фаина Баранова, по анкете «одинокая», была чьей-то сослуживицей, знакомой, соседкой, приятельницей, клиенткой. Нефедов бегал действительно как савраска.
Зайцев слушал его доклад и понимал, что чем больше Нефедов говорил, тем меньше в этом было смысла.
Что все эти люди могли сказать об убитой? Что могло бы пролить свет на ее гибель? Что работницей она была исполнительной? Что раз в месяц посещала парикмахерскую?
Убийство Барановой не было раскрыто по горячим следам. Орудие убийства не нашли. Пальчиков тоже; Крачкин запудрил черной пылью всю комнату, после чего объявил: «Видно, опытный, гад».
Но с чего опытному гаду переодевать труп? Опытные работают быстро, практично.
И какой тут опыт, если ничего из комнаты не украдено? «Так говорят соседи», – уточнил сам для себя Зайцев. Все ли знают соседи?
