– Нету, – согласился Мартынов. – Это значит, просто они еще советским органам не попались.
Зайцев вспомнил встречу на заводе: крестьянское пополнение последних лет.
– Или девушки эти просто-напросто из деревенских. Приехали в город, на завод. Их никто не хватится. Семья осталась в деревне, завод решил – уволилась, кавалер – сбежала с другим. А соседки по общежитию только обрадуются освободившейся койке.
Он видел, что слушают его без энтузиазма. За окнами промозглая тьма, ветер иногда с размаху врезался в стекло лбом. А лампочка под потолком тусклее и желтее, чем была. Серафимов проглотил зевок.
– Хорошо. Самойлов, ты завтра дуй в «Интурист». Сверкни фотографией американца. Послушай, что скажут. Много ли американцев в тот день было в городе, чем занимались. А ты, Мартынов, покажи наших девочек в венерологической больнице Тарновского. Может, к ним обращались, ежели промышляли этим делом. И в профилакторий на Большой Подьяческой тоже сунься. Может, они опознают.
Он уловил, как те вскользь обменялись взглядами.
«Что тут происходит?» – подумал он.
– Ладно, орлы, – сдался Зайцев. – До завтра. Утром все сюда – свежие и выспавшиеся.
Все молча поднялись.
– Идешь, Крачкин? – уже выходя, спросил Самойлов.
Зайцев услышал голос Крачкина в коридоре. Ему ответил Серафимов. Мартынов заржал. Зайцев уловил название пивной. Весело переговариваясь, они все отправились пропустить по кружке на улице 3 Июля, прежде чем разойтись по домам.
Все, кроме него. Его подчеркнуто не позвали.
Зайцев выглянул в коридор.
Послушал удалявшиеся голоса. Лестница усиливала их эхом, заодно смешивая звуки так, что ничего было не разобрать.
Голоса пропали.
Зайцев с трудом верил случившемуся.
В приоткрытую дверь кабинета напротив виднелся свет. Нефедов сидел там среди каталожных ящиков, опустив нос, и прилежно строчил, макая дешевенькое перо в чернильницу. Зайцев попытался вспомнить, какое задание дал Нефедову. Мысли его взбаламученно кружились, взметая едкий ил. Он не смог вспомнить и бросил. Прямо сейчас это было совсем не важно.
– Готов рапорт, Нефедов? – бодро осведомился он, как будто ждал этого рапорта целый день.
Нефедов исполнительно вскочил и обратил на Зайцева свое совиное личико. Он глядел без издевки, без злобы, без холода. Но и без сочувствия.
«Добро пожаловать в мой клуб», – говорил его взгляд.
Глава 6
1
– Мне мешок картошки, – протянул сложенные трубочкой деньги Серафимов. – А если нет, то свеклы. А если нет, то…
– Отлезь, моя очередь.
– Товарищи, не все сразу! – радостно заорал Мартынов.
Он бесцеремонно растолкал их всех, сел на край стола. Выдернул из машинки чистый лист бумаги и принялся карандашом записывать фамилии. Напротив каждой – сумму. Все окружили стол, и перед Мартыновым быстро образовалась горка мятых денег.
Самойлов положил сверху три катушки ниток. Остальные недоуменно уставились на него.
– Нина моя передала. Сменяй на муку.
– Ты чего, Самойлов? Я тебе там что, целый день на рынке околачиваться буду? – обиделся Мартынов.
– Да ты, Мартышка, эти нитки достать не успеешь – колхозники с руками оторвут. Нина говорит…
– Погоди ты с нитками. Ты записал: если не картошку, то свеклу, – не унимался Серафимов.
– Все, засосало мещанское болото. Говорили тебе, Сима, не женись.
Такую картину застал Зайцев, войдя.
– У тебя что, Сима, есть жена? С каких пор? – не сдержался он.
– Да так, – замялся тот.
И по всеобщему неловкому молчанию Зайцев понял: подругой жизни Серафимов обзавелся, когда он, Зайцев, сидел на Шпалерной.
Мартынов, шевеля губами, листал бумажки – пересчитывал общую сумму.
– Это что еще за визит фининспектора к нэпману? – сменил тему Зайцев.
– Собираем командировочного в дальнюю дорогу, – ответил за всех Самойлов.
– Не понял.
– А чего казенный транспорт порожняком в такую даль гонять? – объяснил Самойлов. – Пару мешков на заднее сиденье кинет для товарищей. В кои-то веки «Форд» посылают.
– Мартынов, что-то я удивлен малость. Растолкуй-ка мне, непонятливому. Мы вчера о венерических профилакториях говорили, – сел на стол рядом с ним Зайцев. Повернул к себе список: – Да тут целый продовольственный склад!
– Говорили, – отодвинулся с усмешкой Мартынов. – Я спорю разве?
Тон их общий совершенно не нравился Зайцеву. Но он понимал: открытого спора лучше избегать. Пока возможно.
Его товарищи, по-видимому, подумали о том же. Они старались вести себя как ни в чем не бывало. Хотя бы где возможно.
– Тот венерический с Подьяческой перевели, – пояснил Самойлов, – в Лодейное поле. И не профилакторий это больше, а режимная колония. В монастыре бывшем.
Порхнули смешки.
– Двести пятьдесят километров от Ленинграда чесать.
– А по пути посетить ряд дружественных колхозов, – уточнил Серафимов.
– С какой целью?
– С целью подкормить городских жителей, – добродушно объяснил Мартынов.
– Мне вон жена нитки сунула: сменяет пусть на жрачку, говорит. Чем тут в очередях стоять да еще по карточкам.
Но Зайцева сейчас интересовало другое:
– Когда перевели?
– Летом, – коротко ответил Крачкин. Что означало: пока ты сидел.
Зайцев хмыкнул.
– Хорошо, Мартынов. Не забудь командировочные выписать. Заночевать у лодейнопольских товарищей придется.
– Да я постараюсь до ночи обратно прискакать.
– Ты время не экономь. – Он обвел глазами их всех. – Но не на рынки колхозные его употреби. Ты местных товарищей расспроси хорошенько. Девкам фотографии тоже показать неплохо бы: может, вспомнит кто подружек своих.
– Они тебе маму родную в них опознают, если надо, – презрительно произнес Мартынов. – Шлюхам этим все развлечение.
– Не шлюхам, Мартынов, а нетрудовым элементам, вставшим на путь исправления, – рассердился Зайцев.
– Как скажешь.
Они с неохотой отошли от стола. Крачкин чуть задержался подле Зайцева, в руке его дымилась толстая папироса. Губы растягивались в иронической улыбке.
– Хорошо тебе, Вася, ты человек одинокий. Как Диоген. А мы все люди семейные. Вон даже Серафимов сдался. – Он затянулся папиросой, выпустил дым. И добавил тихо и уже совершенно серьезно: – Не осуждай. Они сами гореть на службе готовы. А дома жена на темя каплет: добудь да добудь мешок картошки. Ты прояви понимание…
