И лишь один из их потенциальных сменщиков, товарищ Вэй, не хотел вслед за ними «делать карьеру», которая, скорее всего, привела бы его на один из столичных стадионов в робе смертника. Поэтому, дистанцировавшись от судорожных попыток всего завода заставить летать свои ублюдочные детища, он решил досконально разобраться, чем же все-таки бразильский аэроплан так отличается от китайских. И ему это удалось…
– Не могли бы вы объяснить своими словами, – устав, видимо, от специфических терминов, поморщился председатель правительственной комиссии, судя по грубо вылепленному лицу и заметному акценту – из крестьян западных районов.
Товарищ Вэй очень хорошо знал таких. В шестидесятые годы прошлого века они, тогдашние юнцы, по приказу «великого кормчего» вершили культурную революцию, повзрослев и заматерев – претворяли в жизнь гениальные решения великого Дэн Сяопина, а теперь, дождавшись своей очереди, встали у кормила Народной Республики. Упорства и преданности партии им было не занимать, но вот с образованием дело обстояло заметно хуже…
– Можно, я лучше покажу?
И, дождавшись милостивого кивка, извлек из принесенного с собой портфеля обычную стеклянную банку из-под консервированной ламинарии. Даже знакомая всем по телевизионной рекламе («Покупайте маринованную морскую капусту – залог здоровья, долголетия и мужской силы!» – уверял всех плечистый белозубый крепыш с голубых экранов) зеленая этикетка с золотыми иероглифами имелась на боку. За стеклом болтался какой-то небольшой ярко-желтый предмет.
– Дайте-ка сюда, – протянул широкую короткопалую кисть председатель.
– Только осторожнее, пожалуйста, – робко вякнул технолог, почему-то воровато оглянувшись.
На взрывное устройство склянка с перекатывающимся внутри желтым шариком от пинг-понга никак не походила, поэтому партийный чин смело свернул металлическую винтовую крышку и, не чинясь, вытряхнул содержимое на стол.
– Осторожнее! – взвился товарищ Вэй, заламывая руки и заставив тем самым дюжих референтов собравшихся напрячься за их спинами.
Но ничего не произошло. Шарик, отливая глянцевым бочком, чуть прокатился по столешнице, покачался с боку на бок и замер.
– Только и всего? – председатель разочарованно поставил опорожненную емкость на стол и зачем-то завинтил обратно крышку. – Не кажется ли вам, товарищи, что этот гражданин злоупотребляет нашим с вами дорогим временем…
– Постойте, – взволнованно заметил один из членов комиссии, вдруг позабыв о субординации, впитанной едва ли не с молоком матери. – Он же не касается стола!
И в самом деле – шарик неподвижно висел в двух сантиметрах над полированной поверхностью столешницы, будто между ним и дорогим деревом был вставлен кусок толстого, но абсолютно прозрачного стекла…
* * *
Борис Михайлович Каменев сосредоточенно играл с карандашом.
Нет, это лишь стороннему наблюдателю могло показаться, что он играет с карандашом. Вернее, с предметом, очень похожим на карандаш. Такой же длины, как обычный карандаш, и тоже шестигранный, матово-серый стержень весил как целая упаковка карандашей. И все потому, что был изготовлен вовсе не из дерева и графита, и даже не из свинца, как его прародитель, а из совершенно иного металла.
Из платины. Из чистейшей платины, пробу которой принято обозначать тремя девятками. После запятой.
Борис Михайлович ставил «карандаш» на попа (и он стоял, благодаря высокой точности изготовления), с дробным звуком перекатывал по столу, постукивал по разным предметам, вслушиваясь… Казалось, что он не может поверить в то, что у него в руке – целое состояние. Хотя, казалось бы, почему не поверить, раз аутентичность платинового стержня подтверждена несколькими экспертизами, многостраничные акты которых лежат тут же.
Старший следователь Генеральной прокуратуры Российской Федерации и рад бы поверить, если бы не один зловредный листочек в стопке подобных, увенчанных грифами уважаемых экспертных организаций. Листочек, утверждающий, что данный стержень является деталью одного хитрого прибора, применяемого в биохимических исследованиях. Что приборы, использующие такие детали, изготавливаются всего одной, не самой известной фирмой, базирующейся в Швейцарии и тесно сотрудничающей со знаменитым ЦЕРНом
[21]. Но главное то, что длинная строчка цифр и латинских букв, аккуратно выгравированная (скорее – отштампованная) на одной из граней «карандаша», – это вовсе не абракадабра, как кажется с первого взгляда, а индивидуальный номер данного изделия, продублированный для верности лазерным штрихкодом на противолежащей грани. Как ни крути, а швейцарские гномы не мыслят себе жизни без скрупулезного учета. Особенно – деталей из драгоценных металлов, которым, вообще-то, место не в разных там приборах, а в банковских сейфах, за надежными замками.
«Эка невидаль! – сказал бы непосвященный. – Детали из драгметаллов широко используются в электронике. В любом паршивом мобильнике найдется пара-другая граммов серебра и даже чуть-чуть золота!» Правильно, найдется. Но что делать, если деталей таких – целый ящик. И не один.
«Общим весом, – всплыло в памяти следователя, – семьдесят четыре килограмма восемьсот сорок граммов…»
Но и это не так заботило слугу закона – случалось задерживать грузы на большие суммы. Наркотиков, например. Или похищенных в заброшенных храмах икон шестнадцатого-семнадцатого столетий.
Но там было проще. Потому что ни пакетики с героином, ни темные от времени доски с едва различимыми строгими ликами в тускло-золотых нимбах не имели номеров. А платиновые «карандаши» – имели. И номера эти совпадали до последней цифры у всей партии. И оставалось лишь гадать, что это – умопомрачение, внезапно сразившее швейцарцев, или что-то иное? В массовую шизофрению швейцарских мастеров верилось слабо, а значит, оставалось одно: где-то на территории Российской Федерации действует преступная организация, способная не только получать платину высокой чистоты, но и владеющая технологией ее точной обработки и нанесения специальной маркировки. Но, при всей своей высокотехнологичности и продвинутости, не подозревающая, что цифирки на ребре шестигранного стержня – аналог серийного номера на денежных купюрах. А, как ни крути, в полуграмотных фармазонов, шлепающих изделия, по сравнению с которыми фальшивые монеты и стодолларовые купюры – детский лепет, верилось с трудом.
– Мамой клянусь, – вспомнил Борис Михайлович допрос бизнесмена, пытавшегося переправить на Запад семьдесят пять без малого кило платины, замаскированной среди обычного металлолома. – Не знаю, откуда это взялось. Добрые люди посоветовали купить… Недорого совсем – клянусь!.. Ну да – знал, что это платина… Заработать хотел… А что: фальшивая оказалась?..
Каменев вздохнул, спрятал «карандаш» в пластиковый пакетик, запер в сейф и набрал номер помощника.
