Философский камень, конечно, оставался легендой, но вот к реализации другого векового мифа – вечного двигателя – «ланцы» подошли вплотную. Нет, закона сохранения энергии никто не отменял, но на рынке уже появились автомобили, вообще не требующие топлива – даже подслащенной воды. Двигатель им заменял маховик, способный вращаться дни напролет, будто на него вообще не действовала сила трения. Правда, средства перемещения с таким гиродвигателем все равно потребляли энергию – чтобы двинуться с места, маховик еще надо было раскрутить, – но ее объем не шел ни в какое сравнение ни с обычным авто, ни с электромобилем. Горячие сторонники концерна, число которых множилось по всему миру в геометрической прогрессии, были уверены, что «Ланц» вскоре справится и с такой мелочью. Все говорило о том, что нефтяная эра скоро и неотвратимо уйдет в прошлое.
Но возмутитель спокойствия не собирался останавливаться на достигнутом.
К полному восторгу зоологов и ужасу экологов, тут же вострубивших о скорой вселенской катастрофе, «Ланц» в очень ограниченном количестве и за очень-очень большие деньги начал выбрасывать на рынок нечто вообще невообразимое – животных и растения, которые просто не могли существовать в природе! Ну, к тому, что «ланцы» всегда торгуют «несуществующими в природе» вещами давно привыкли все, но чтобы кроме всяких «сумасшедших изобретений» в их неисчерпаемом «волшебном мешке» нашлись и живые существа, оказался не готов никто.
– Ну, вот скажите мне, герр Кронберг, – расстроенный профессор Мёллендорф, облокотившись на стол, сжал лохматую голову ладонями, уставившись в стеклянный аквариум: по песку, покрывающему дно, деловито сновало существо, напоминающее одновременно ящерицу и сороконожку, но покрытое не хитином или чешуей, а нежным ярко-голубым мехом, делающим его похожим на забавную детскую игрушку из супермаркета. – Каким путем должна была идти эволюция, чтобы породить подобный организм?
– Вскроем – узнаем, – отрезал профессор Кронберг – длинный и тощий, словно жердь, лысый очкарик, наливая из кулера чашку охлажденной воды.
Профессорам и дела не было до того, что в недрах аппарата помещался маленький пластиковый патрончик с веселым солнышком на боку, позволявший наливать в приемную емкость воду хоть из общественного сортира – на выходе она все равно становилась по-настоящему чистой: куда там общепринятым стандартам! – и вкусной, будто родниковая. К чему специалисту по рептилиям и знатоку млекопитающих подобные технические тонкости? У них и с многоногой «зверушкой из мультика» забот хватало выше крыши.
– Вы с ума сошли, герр Кронберг! – всполошился Мёллендорф, делая движение прикрыть своим обширным рыхлым телом аквариум с заинтересованно глянувшим на очкастого варвара живым раритетом. – Это же уникальное существо! Да и стоит оно столько, что университетское начальство с нас голову снимет, если хоть одна синяя шерстинка пропадет!
– Сколько? – в бесцветных глазах, неестественно увеличенных толстыми линзами, блеснул неподдельный интерес.
– Столько, – отрезал его собеседник, – что, если вам десять процентов… да что там десять – половину процента от данной суммы предложат с тем, чтобы после смерти набить из вашей тушки чучело для университетского музея, вы согласитесь не раздумывая.
– Вы так думаете?
– Уверен. А за половину согласитесь не посмертно, а сию минуту. Но если зверушка сдохнет, это сделают с нами обоими. Причем бесплатно.
– И что же нам делать прикажете? – Интерес герра Кронберга к голубому мохнатому чуду заметно вырос.
– Наблюдать, – вздохнул Мёллендорф. – Только наблюдать… Ставить некоторые эксперименты. Бесконтактные, увы. А ведь даже тривиальная рентгеноскопия этого Thalipedes hyacintholana Mellendorphis, без сомнения, дала бы материал для целой монографии…
– Многоног голубошерстный… – задумчиво перевел с латыни герпетолог и встрепенулся. – Стоп! А почему это Мёллендорфа? Вы узурпируете открытие, коллега!..
Арнольфскому лотофабу надоело смотреть на перепалку этих забавных существ, видимых им в инфракрасном спектре. Они были слишком велики и, кроме того, отделены прозрачной непреодолимой преградой, а следовательно – несъедобны. Он поочередно моргнул тремя фасеточными глазами и вновь принялся обследовать свое новое жилище, в надежде найти если не выход, то хотя бы достойную пищу…
19
– Агафангел пропал, – на главном «научнике» не было лица.
– Что значит пропал? – Саша был целиком погружен в насущные дела и заботы концерна, и Липатов выдернул его прямо с заседания совета акционеров, благо теперь это было легче легкого: извинился перед присутствующими, вышел за дверь, чтобы не шокировать никого внезапным исчезновением, шагнул в золотистый портал и… Но раньше сподвижник такого себе не позволял – субординацию чтил свято.
– Не вернулся из очередной экспедиции, – развел руками Олег Алексеевич. – И где его искать – никто не знает.
– Давно его нет?
– Четвертый день уже…
Агафангел, давно и прочно освоившийся в качестве завхоза Корабля, внезапно и вдруг воспылал исследовательским задором, едва лишь узнал о возможности путешествий по Вселенной. Оно, конечно, и неудивительно: какой же истинный любитель фантастики откажется попутешествовать по иным мирам вместо превратившейся в рутину инвентаризации приевшихся артефактов, к тому же с некоторых пор прочно вытесняемой рутиной истинной – хозяйство Корабля разрасталось и обрастало бюрократией, бухгалтерией и прочими неизбежными признаками не фантастического, но реального предприятия. А вот это как раз и становилось поперек горла романтику, некогда бежавшему от всего этого на Север, тогда наивно казавшийся ему землей обетованной.
Между прочим, в процессе опробирования нового средства передвижения выяснилось, что открыт портал вовсе не любому и далеко не всякому. Нет, перемещаться мог кто угодно и в каком угодно количестве – на планете Рай, например, заканчивалась постройка постоянной Сашиной «загородной» резиденции, требующая не одного десятка рабочих, обслуги, охраны и прочего люда, – но управлять перемещением могли всего несколько человек. Только те, кто участвовал в той, первой экспедиции к Кораблю… И если Семецкому путешествия оказались как-то неинтересны («Ха, видали мы и не такое! А уж бывали вообще…»), а Александру было банально некогда, то Липатов попросту боялся. Ну, разные бывают у людей фобии: кто-то пугается до истерики, застряв в лифте, кто-то боится мышей, кого-то под автоматом не загонишь в пассажирский самолет… Всемогущий глава российских жандармов Бенкендрорф, по свидетельству авторитетных историков, до смерти боялся… не поверите: обычных домашних кошек! Так и «научник», обожая чудеса Корабля, залезая во все и всякие закоулки, опробуя на себе все новшества без исключения, совершенно не думая о собственной безопасности, почему-то впадал в ступор, едва оказавшись в открытом космосе. Нет, он сдался далеко не сразу, героически штурмуя портал раз за разом. И раз за разом его приходилось вытаскивать оттуда волоком, едва подающего признаки жизни. После того как очередной штурм закончился гипертоническим кризом, надолго уложившим героя на больничную койку, шеф строго запретил ему даже приближаться к золотистой колонне.
