— Регина, — тоскливо сказала Лиза, — я, кажется, сошла с ума.
— Ну-ну, — спокойно отозвалась журналистка, — не выдумывай. Нервы у тебя, конечно, ни к черту, но на сумасшедшую ты не похожа. С чего ты взяла?
— Мне кажется, что меня кто-то преследует. Кто-то следит за мной. Но я бы поняла, если бы меня хотели убить, например. Не знаю, правда, кому и зачем это понадобилось бы… Но ведь наоборот. Тот, кто следит за мной, — он меня спас.
И она рассказала о вчерашнем происшествии на переходе.
— Гм… — Регина, прищурившись, смотрела на нее, — а ты уверена, что тебе не померещилось?
Лиза на миг задумалась.
— Чем больше я об этом думаю, — честно сказала она, — тем меньше уверена.
— Это хороший признак, — неожиданно заявила Регина. — Ну а что еще?
— Кто-то отслеживает Максимку.
— Сына?
— Да.
И она рассказала про странные визиты.
— Совпадение, — деловито предположила Регина.
— Может быть… На работе шеф намекнул, что, если я уволюсь, у меня будут неприятности. То всегда на побегушках была, а тут вдруг оклад чуть не вдвое повышают.
— Странно все это, — задумчиво сказала Регина, — может, тоже совпадение, а может… слишком уж много совпадений получается. А кто он вообще, шеф твой?
— Темная лошадка. На кого-то он работает, это точно.
— Фамилия как?
— Вышинский.
— Хорошо не Берия. Ладно, я попробую узнать, кто такой.
— В Англию чуть не силком выталкивают.
— Странно… — повторила Регина. — Слушай, а вдруг… кому-то очень надо убрать тебя на время из страны?
— Зачем?
— Не знаю. Может, чтобы ты под ногами не путалась. Или, например… — она запнулась.
— Что например? Договаривай, раз начала.
— Кто-то еще тобой очень интересуется. Вот и отправляют, чтобы вывести тебя из-под наблюдения. Англия не та страна, знаешь, куда легко за человеком «хвосты» гонять.
— Да кому я нужна?
«Деньги, — подумала она, — деньги и оружие… Да, но проще было бы обыскать квартиру в мое отсутствие, чем устраивать такую сложную интригу. Что им стоит — при таких-то возможностях. Или прищучить меня как следует — я бы все тут же выложила. Сама. Например, Максимкой припугнуть… О Господи! Санинспектор этот! Но ведь он ничего не сделал. Мама говорит, пришел и ушел…»
— Послушай, — вдруг прервала поток ее мыслей Регина, — а что ты вообще о нем знаешь, об Андрее? Друзья?
— Не было у него так уж много друзей. Он ведь вроде все время работой занят был… Сослуживцы. И еще Серега — ты его знаешь. Они раньше вместе где-то работали. Все.
— А родители?
— Родители… — она вдруг сообразила. — Боже, с родителями что-то странное. Я ведь знакомилась с его матерью — когда она в Москву приезжала. Отец у него вроде умер давно. Еще брат был. Но когда я послала им телеграмму о его смерти, на почте мне сказали, что ее не приняли — там просто нет такого адреса, в Свердловской области.
— Ты хочешь сказать… — Регина не могла скрыть глубокого удивления.
— Сама не знаю, что я хочу сказать! — Что-то вдруг прорвалось в ней, словно рухнула какая-то запруда, и Лиза неожиданно для себя горько заплакала, уткнув лицо в ладони. — Я не понимаю, что происходит! Позавчера ночью в квартиру человек какой-то влез! Это он все в компьютере потер, говорю тебе! Черный, лица нет… Потом, вечером, когда я домой возвращалась, на меня на улице напали. Потом вся эта история на перекрестке… Что творится? Кто меня преследует? Где Андрюшины родители? Кто он вообще такой? Я уже не знаю, за кого я замуж выходила! Это же не человек — тень… оборотень! Я уже ничего не знаю.
— Ну-ну. — Регина похлопала ее по плечу, — успокойся. Нельзя так убиваться. Мы все выясним. Это же не мистика — должно быть какое-то логическое объяснение. Всегда должно быть. На вот, выпей.
Лиза судорожно глотнула обжигающий чай.
— Таблетку дать тебе? Реланиум?
— Нет, — она утерла слезы. — Не нужен мне твой реланиум. Я и так точно во сне хожу.
— Ладно, — покладисто сказала Регина. И вдруг замерла с чашкой в руке, потом осторожно поставила ее на столик.
— Ты чего? — Лиза испугалась. А вдруг и здравомыслящая Регина сейчас свихнется у нее на глазах?
— Мне только сейчас пришло в голову, — тихо сказала Регина. — А так ли случайна была эта смерть?
— Что?
— Ведь из прохожих только он один пострадал. Тебе не кажется, что это на редкость странное совпадение?
— Что значит странное? — удивилась Лиза. — Любое совпадение странное. Если бы… еще кто- то погиб, его родственники тоже сейчас бы спрашивали «ну почему именно мы?».
— Но потом бы не началось никаких темных историй. Разве нет?
— Не знаю. — Лиза недоуменно нахмурилась. — Я об этом не думала.
— Теперь, после всего что ты рассказала… Послушай, завтра с утра я подниму вырезки, а потом подъеду, поговорю с его следователем. Или еще с кем-нибудь. С тем же патологоанатомом. Следователь — человек подневольный, а тут… может, что и удастся вытрясти. В каком морге он лежал?
— В Черемушках, — устало сказала Лиза. — Институт физиологии человека и животных знаешь? Там во дворе морг. Туда свозят всех погибших не своей смертью. Это от Новых Черемушек автобусом. Я только не помню, каким. Я ничего не помню.
— Ничего, я на машине!
— Там перед входом еще такая скульптура странная стоит.
— А, теперь поняла. Это Сидур. Их всего две в городе, его скульптуры, одна там. Знаю я это место. Ладно.
Сидур так Сидур. Лиза так и не поняла — то ли это фамилия, то ли название какого-то материала. Но выяснять ей не хотелось — хватит того, что Регина поняла, о чем речь идет.
— Может, что-то и удастся из этого патологоанатома выжать, — продолжала Регина. — Так что я тебе завтра позвоню. Как только узнаю хоть что-нибудь. А хочешь, поживи пока тут. Если тебе дома страшно одной оставаться.
— Нет, — покачала головой Лиза, — я пойду.
Дома — это все-таки дома. А тут ей места не было. Похоже, ей нигде больше не было места.
И опять, подходя к обшарпанной двери своей квартиры, Лиза ожидала неизвестно чего: что на плечо ей, пока она ковыряется в замке, опустится чья-то тяжелая рука; что дверь окажется открыта, и на нее глянут из тьмы пустой квартиры слепые глаза существа из давешнего кошмара.
Но дома все было тихо. Слишком тихо.
Какое-то время она стояла, положив пальцы на телефонную трубку. На душе у нее было муторно. Она попыталась вызвать в памяти Андрея — его лицо, насмешливую улыбку, прищуренные серые глаза; но черты лица расплывались, менялись — и вот в памяти не осталось уже ничего, кроме туманного силуэта.
