Я молчал, постукивая пальцами по парапету. Сказать ему, что никаких бумаг у меня нет и не было? Что Берланд ничего не говорил мне о них? И что после этого будет с Сандрой? Они, кем бы они ни были, просто-напросто избавятся от нее как от нежелательной свидетельницы. Оставалось только тянуть время.
— Ладно, — сказал я наконец, — положим, я раздобуду то, что вас интересует. Сколько у меня времени?
— Двенадцать часов, — ответил Хенрик. — Потом прощайся со своей милашкой.
— Как мне вас найти?
— Я сам тебя найду. И не пытайся меня преследовать — ничего у тебя не получится. Только время зря потеряешь.
И Хенрик повернулся, готовясь удалиться.
— Постой! — крикнул я ему вслед. — Если вам без меня не обойтись, какого черта вы напустили на меня того кадара? Он же меня чуть не пришил!
— У нас нет кадаров, — ответил Хенрик. — Нет и никогда не было.
Вот так история!
— Кто обеспечит мне безопасность на эти двенадцать часов?
— Никто, — ответил Хенрик.
И пропал в тумане.
— Что мы будем делать, Олаф? — спросил Карс.
— Не знаю… черт… Мне надо подумать.
Никакой уверенности в том, что я раздобуду необходимое, у меня не было. Значит, нужно готовить запасной вариант…
— Ладно, — сказал я Карсу, — поехали.
— Куда ты собрался? — с любопытством спросил мой напарник.
— Вниз. Там посмотрим.
Обратный путь на фуникулере был сравнительно спокойным, если не считать того, что меня, не отпуская ни на миг, грызла тревога. Я привык к тому, что опасность подстерегает меня из-за угла, но, черт возьми, до сих пор я рисковал только своей жизнью, не втягивая в это дело своих подружек. И кто эти загадочные люди, захватившие Сандру? На черта им дались эти проклятые архивы?
«Пежо» мой стоял на старом месте. Я до того поддался паранойе, что поднял капот, заглянул под днище и тщательно обследовал салон в поисках бомбы. Слишком уж долго автомобиль оставался без присмотра. На всякий случай велев Карсу подождать снаружи, я с замиранием сердца повернул ключ зажигания… Мотор тихо заурчал.
Я открыл дверцу и сказал Карсу:
— Залезай.
Он покорно забрался на сиденье рядом со мной. Автомобиль вырулил с пятачка у подножия Флоен и пополз по узким улочкам. Мы миновали гавань, где покачивались на волнах почти невидимые в тумане яхты и рыболовные суда, и выбрались на автостраду, ведущую к порту.
— Куда мы едем? — спросил Карс.
— Нужно навестить одного человека.
Я взглянул на часы: ровно полдень. У меня в распоряжении оставалось одиннадцать часов тридцать минут. И за это время я должен был сделать невозможное.
Машина остановилась на въезде в порт. Тут было тихо — портовые постройки выступали из тумана, точно какие-то доисторические мегалиты, вокруг не было ни единой живой души.
Я открыл дверцу и поднял воротник куртки.
Поганая погода, поганая жизнь…
— Подожди меня в машине, — сказал я Карсу.
— А ты куда?
— Я же сказал, проведаю кое-кого. Но тебя он не впустит. Он не любит чужаков. Если что — стреляй, не задавая вопросов. Хватит с нас наездов.
Я вышел из машины и, обходя лужи с гниющими отбросами и радужными пятнами нефти, тронулся знакомым маршрутом мимо бараков, мимо старого заколоченного склада и каких-то ржавых контейнеров, которые стояли тут, сколько я себя помню.
Наконец я остановился у давешнего одноэтажного здания со слепыми заколоченными окнами. Снаружи казалось, что оно вымерло точно так же, как все остальное здесь, но тайная жизнь внутри продолжалась. Дверь щелкнула, пропуская меня, и я оказался все в том же полутемном зале, опутанном проводами.
— Привет! — сказал Стамп.
Казалось, что за то время, что мы с ним не виделись, он так и не покидал своего механизированного кресла.
— Зачем пожаловал?
Тут царила адская жара — скрюченные конечности Стампа нуждались в тепле. Я с удовольствием стащил с себя куртку и бросил ее в угол.
Он ждал…
— Стамп, — сказал я, — мы ведь давно с тобой работаем. Я вроде тебя никогда не подводил. И ты меня — тоже.
Он, усмехаясь, смотрел на меня из темного угла, и в глубине сознания у меня промелькнула шальная мысль: а что, если ему и вправду все известно?
— К чему все эти прелюдии, инспектор, — спросил наконец он, — что-нибудь стряслось?
Секунду я молчал, обдумывая свои дальнейшие шаги. Он был непредсказуем. Я никогда не знал, чем его на самом деле можно пронять. И почему он со мной работает — из любопытства? Из странного чувства противоречия? Просто из-за денег?
Наконец я сказал:
— Либо ты ничего не знаешь, и тогда рассказывать бесполезно. Либо ты все знаешь, и тогда рассказывать тоже незачем. Поэтому я задам тебе всего один вопрос. Всего один. Откуда звонили?
Он моргнул и внимательно поглядел на меня. Казалось, он колеблется, но что-то оно очень затянулось, это его колебание, и сердце у меня безнадежно сжалось.
Нет, не знает…
Наконец он заговорил, и его тихий голос потряс меня, точно удар грома.
— Из Башни Розенкранца.
Вот сукин сын! Чувство благодарности боролось во мне с желанием свернуть ему шею.
— Так, значит, ты следил за всеми переговорами? — глупо спросил я.
Он пожал плечами.
— Выходит, что так.
— Может, это ты и стоишь за всем?
Он оскалился и стал похож на горгулью с собора Парижской Богоматери.
— Никоим образом. Зачем это мне? Невыгодное дело.
— Но знаешь, кто за этим стоит?
— Я сказал тебе все, что тебе может пригодиться. Остальное — не важно.
Было ясно, что впрямую больше из него ничего не вытянуть. Я попробовал зайти с другой стороны.
— Невыгодное? То есть ты хочешь сказать, что на этом нельзя нажиться? Эти бумаги ничего не стоят?
— Миллионы. Или ничего. Или всего-навсего несколько человеческих жизней. Это уж зависит…
— От чего?
— Да просто как повернется.
На какое-то время я вновь заколебался, но больше мне положиться было не на кого. В странное я попал положение, ничего не скажешь!
— Эти бумаги… у меня их нет, Стамп, — я посмотрел ему прямо в глаза.
Он спокойно сказал:
— Знаю.
— Знаешь?
— Я же не принадлежу к тем идиотам, которые носятся за тобой по всему городу почем зря. Я работаю головой, а не кулаками. Если бы они были у тебя, их давно бы уже нашли — при том, сколько сил они на это положили. И учитывая твою клиническую наивность.
