— И что? — нахмурила брови я, чувствуя подвох. — Твой приятель оказался сообщником парня, которого ты ловил?
— Нет. — Нарцисс улыбнулся, горько, словно как раз в этом случае всё было бы хорошо. — Мы просто посидели и разошлись, и я отправился ловить своего подопечного. И уже в скором времени вышел на его логово. Оно находилось в одном из тех самых злачных мест. Ветхий дом, давно уже запущенный, с покосившейся крышей. Вот только преступника там уже не было. Мы разминулись совсем чуть-чуть. Он успел побывать в доме и ушёл где-то за полчаса до меня. Так я понял из рассказа соседки. Но я его не потерял. След нашёлся, и я пошёл дальше. — Нарцисс помолчал, словно не хотел больше ничего говорить, но продолжение было неизбежно. — Прямо оттуда он отправился в ювелирную лавку. Ограбил её, чтобы с драгоценностями сбежать за границу. До Эркландии было не слишком далеко, а там, сама понимаешь, несложно потеряться. — Ещё одна пауза, на этот раз короткая. — В лавке он убил двух человек. Ювелира и его пятилетнюю дочь.
Я почувствовала, как что-то сжалось внутри, и отвела глаза. Теперь многое становилось понятно.
— Прежде он не совершал убийств, — глухо продолжил Нарцисс. — Или, по крайней мере, об этом не было известно. Но тут, видимо, близость свободы и страх снова попасться сделали своё дело. Он торопился и хотел уйти любой ценой.
— Он ушёл? — Мой голос разбил воцарившуюся снова тишину.
Нарцисс криво усмехнулся одним уголком рта:
— Нет, конечно. Я его нагнал. У самой границы. Может быть, даже на той стороне. Я не вдавался в такие тонкости.
— Ты арестовал его? — подозрительно покосилась на агента я, не исключая совсем другой исход.
— Да, — бесцветным голосом ответил тот. — Правда, кажется, немного покалечил. Но это не так уж принципиально, верно? Всё равно за убийство, тем более убийство ребёнка, полагается смертная казнь.
Я с грустью смотрела на коллегу. Теперь мне не нужно было спрашивать, зачем он рассказал эту историю и какое отношение она имела к теме полученных нами прозвищ. Всё и так было понятно. Быть Нарциссом действительно комфортнее, чем Джозефом. Нарцисс сосредоточен на самолюбовании. Его не мучают угрызения совести, не гложут воспоминания. Ему чуждо самокопание и размышления о том, что бы произошло (или не произошло), поступи он так, а не иначе. Нарцисс — это маска. Но маска, надетая в первую очередь не для окружающих, а на тот случай, если понадобится посмотреть на себя в зеркало.
— Ты ведь и сам понимаешь, что мы не в силах предвидеть всех последствий наших поступков, — озвучила совершенно тривиальную истину я. — Иногда задержка оказывается роковой, а иногда, наоборот, слишком раннее появление может иметь страшные последствия. Тут мы бессильны.
— Я повторил себе это достаточно много раз, — с ухмылкой закатил глаза Нарцисс. — Поверь: в том, что касается рационального анализа происшествий, я могу дать фору многим своим коллегам. Но что толку? Факт остаётся фактом: если бы я не задержался тогда, те двое бы не погибли.
Я опустила глаза. Что ещё можно сказать в такой ситуации? Да в общем-то ничего.
Нарцисс встал с кресла и, как будто испытав при этом чувство облегчения, прошёлся по комнате, потом, остановившись, провёл ладонью по столику.
— По-моему, игра в вопросы и ответы получается у нас как-то не очень, — признался он.
Я не была уверена, что он прав, но для того, чтобы оспаривать его слова, момент уж точно выдался неподходящий.
— У нас были и другие варианты, как провести время, — заметила вместо этого я, поднимаясь с кровати.
Подошла к Нарциссу со спины и положила руки ему на плечи. С силой сдавила их и принялась разминать, всякий раз отводя назад, заставляя тем самым распрямить позвоночник Он шумно выдохнул, с наслаждением откинул голову назад. Чёрные волосы коснулись моих пальцев, упали на чуть вспотевшую рубашку. Я плавно опустила руки, взялась за края рубашки и потянула вверх. Нарцисс послушно поднял руки и, когда голова его уже освободилась от белой ткани, сам стянул рукава. Развернулся, переступил через рубашку, лежавшую теперь на полу, и шагнул ко мне.
— Только ради твоей матери, — шепнула я ему на ухо.
Он усмехнулся, впервые повеселев.
— В таком случае придётся порадовать её по полной, — так же тихо предупредил он и поцеловал меня в шею.
— Главное — не звать в качестве свидетеля, — выдохнула я, запрокидывая голову и закрывая глаза. — Всё равно к утру хоть кто-нибудь да доложит.
— Даже не сомневайся.
Так и не размыкая век, я почувствовала, как слетел к моим ногам расшнурованный корсаж Горячее дыхание Нарцисса, придерживавшего одной рукой мою откинутую голову, обдало жаром грудь. Потом меня подхватили на руки и перенесли на кровать (предназначавшуюся для меня, а не для него, между прочим, но возражать было как-то поздновато). Губы Нарцисса заскользили по соблазнительным холмикам, вздымавшимся над корсетом, руки обхватили моё тело. Лёгкая ткань камизы позволяла раздвинуть ноги, чтобы обвить ими бёдра мужчины. Мягкие касания, в ходе которых мы удерживали себя в рамках, были недолгими. Вскоре Нарцисс перевернул меня на бок и принялся остервенело расшнуровывать корсет. Всё-таки современным мужчинам требуются весьма продвинутые способности для того, чтобы самостоятельно раздеть женщину, не прибегая при этом к помощи горничных или, того лучше, друзей и сочувствующих. Иногда в мою душу закрадывается подозрение, что они обучаются этому в специальных учебных заведениях.
Едва моя грудь оказалась доступна, руки и язык Нарцисса сосредоточились исключительно на ней. Я запустила пальцы ему в волосы, рискуя вырвать пару-тройку клоков, но он этого скользкого момента, кажется, даже не заметил. Затем, не в силах больше тянуть, я постаралась сползти пониже, борясь с прижимающим меня к кровати телом, нащупала брючный ремень, расстегнула и просунула руку туда, куда позволяли теперь свободно сидящие штаны. Обхватила пальцами то, до чего, собственно, и пыталась дотянуться. Шумно выдохнув, Нарцисс выпустил из клети ласк мою грудь и с усиленным рвением принялся помогать мне ликвидировать брюки.
После этого не прошло и нескольких секунд, как мы соединились, алчно впитывая душу и тело друг друга. Выжимая все соки, но возвращая долг сторицей, расплачиваясь собственными ресурсами и собственной энергией. Я ласкала его спину, целовала губы, плечи и грудь, тёрлась носом о разгорячённую кожу, проводила по ней языком, слизывая крохотные капельки пота и снова целовала в губы, прогибаясь под его напором и подаваясь вперёд — изо всех сил, всем телом стремясь к нему навстречу, стараясь дать всё, что только было в моей власти при нынешних обстоятельствах. Дать большего я не могла. Ни повернуть время вспять, ни воскресить ту девочку, ни сделать так, чтобы он разминулся с тем своим приятелем на несколько минут. Могла лишь помочь ему забыть об этом на время, поспособствовать тому, чтобы начисто отключился мозг и стучащая в висках кровь заглушила любые, даже самые громкие или навязчивые мысли. Чтобы в этот короткий, но от того не менее яркий отрезок времени желание вытеснило все прочие чувства, не позволяя ни на мгновение отвлечься от совершаемого действа.
