Монеты тут же возвратились на своё место, нож «акробата» спрятался под одеждой, и мы, похватав всё, что требовалось, устремились к выходу.
Это не было очередное выступление, скорее способ привлечь внимание публики, заинтересовав прохожих и заставив их таким образом прийти на представление. Четверо артистов разбрелись по людной в это время суток площади и принялись показывать простенькие трюки. Каната и шара под рукой (точнее сказать, под ногами) не было, метать ножи я тоже, ясное дело, не стала, так что вместо этого занялась жонглированием. Три разноцветных кольца среднего размера при определённом опыте действительно совсем не сложно подбрасывать и ловить. Пришлось лишь вспомнить навыки, которые долгое время не были востребованы.
— Дорогу! Дорогу! — зычно прокричал кучер, управлявший каретой, которая была запряжена четвёркой вороных.
Народ расступился, артисты тоже держались в стороне, не прекращая, однако же, своих выступлений. И тут — вот незадача! — одно из цветных колец улетело слишком далеко. Подхватить его мне не удалось. Это было бы ещё полбеды: ну, неидеально прошёл номер, так что с того? За порцию хорошего настроения зрители готовы простить артисту очень многое. Беда заключалась в том, что, пролетев по инерции несколько ярдов, кольцо приземлилось прямо под ноги одной из запряжённых в экипаж лошадей.
Испуганное животное попыталось встать на дыбы, остальные отреагировали на его рывок, карета резко дёрнулась и остановилась. Из-за занавешенного тёмной тканью окошка послышалась ругань на чужом языке. Здесь, на границе, многие без труда сумели определить, что сидевший внутри мужчина говорил на эркландском наречии, в чём-то похожем на язык Эрталии, но также имевшем и характерные отличия. Конный, сопровождавший карету и до сих пор ехавший чуть позади, приблизился к дверце и склонился к окошку, слушая своего хозяина. Меж тем многие из прохожих, случайно получивших возможность наблюдать столь неординарное зрелище, обратили внимание на корону, выведенную золотистой краской на стенках кареты.
Конный жестом одетой в перчатку из плотной материи руки подозвал уже торопившуюся к месту происшествия стражу. Нескольких высокомерно брошенных слов было достаточно, чтобы блюстители порядка в несвойственном им обычно рвении бросились к циркачке. И, сообщив, что девушка арестована, увели её с площади в неизвестном направлении.
Глава 13
Сидеть в тюрьме мне, честно признаться, уже доводилось, и даже не один раз, а целых два. Но ни разу — на территории родной Эрталии, так что можно сказать, что теперь я заполняла пробел в образовании.
Не стану утверждать, будто зрелище, которое мне довелось сейчас наблюдать, внушало чувство гордости за свою страну. Условия моих предыдущих заключений были получше. Впрочем, тогда меня и не сажали как циркачку, то есть фактически как нищенку, что, без сомнения, отражалось на месте содержания.
Здание, в котором я сейчас находилась, — или, как минимум, мой этаж, — явно не строилось изначально как тюрьма. По-моему, это был просто длинный подвал с неровными стенами и кривым потолком, который кое-как поделили на камеры при помощи решёток. В итоге, хотя в каждой такой камере находился один, максимум — двое заключённых, одиночество было последним чувством, испытываемым присутствующими. Небольшие участки сплошных, а не решётчатых, стен предоставляли заключённым кое-какое личное пространство, но назвать его внушительным было нельзя при всём желании. Так что сейчас я занималась тем, что разглядывала своих товарищей по несчастью. Не с откровенным любопытством, конечно. Просто сидела на полу, согнув ноги в коленях и обхватив руками, и время от времени бросала то вправо, то влево мрачные взгляды исподлобья.
С одной стороны — женщина, немного старше меня и, судя по манерам, лёгкого поведения. Любопытно, что она совершила: за нецеломудренный образ жизни сам по себе в тюрьму не сажают. Вид у неё мрачный, но особо радостных людей здесь и не бывает. То и дело закусывает губу, хмурится своим мыслям. На лице явственно проступили морщины. Признаки старения, как правило, прежде времени приходящие к женщинам её профессии и не прячущиеся сейчас под слоем густо нанесённой косметики.
С другой — мужчина среднего возраста, с короткой неухоженной бородой, возможно, выросшей уже за время заключения. На общем фоне довольно много двигается: то и дело принимается ходить туда-сюда по камере. При этом в его движениях нет нервозности; складывается впечатление, будто человек прогуливается по мостовой. Привлекает внимание также любопытное сочетание живого взгляда и каменного (в остальном) лица. Словно человек старательно прячет эмоции, но не теряет при этом внимательности к происходящему вокруг.
Громкие шаги, звяканье подпрыгивающих на поясе ключей. Появившийся в коридоре офицер охраны ведёт себя развязно, словно насмехаясь над положением заключённых. А может быть, просто демонстрирует своё превосходство всем присутствующим, включая стражника, послушно семенящего за ним. Стражник, кстати сказать, производит более приятное впечатление, чем офицер. Уже немолодой, хотя телосложение и род занятий наводят на мысли о немалой физической силе. При этом вид он имел не только не высокомерный, но и совершенно беззлобный. Просто выполняет человек свою работу — без ненависти, без чувства собственного превосходства, без стремления возвыситься в своих глазах за чужой счёт.
А вот о молодом офицере всего этого сказать было нельзя.
— Кара Роллес? — обратился он ко мне, лениво растягивая гласные.
— Да. — После продолжительного молчания голос прозвучал совсем тихо. Я прокашлялась и, вставая на ноги, повторила: — Да.
— Очень нехорошая история. — Офицер укоризненно поцокал языком. — Остановили карету эркландского принца. Тут, — он небрежно кивнул на услужливо протянутую стражником папку с документами, — сказано, что с высокой долей вероятности речь идёт о неудавшемся покушении на жизнь его высочества.
— Какое покушение?! — бледнея, воскликнула я. — Не было покушения. Просто нелепая случайность, только и всего. Откуда мне было знать, что его высочество проедет через площадь, да ещё и именно в этот день?
Кривила душой, конечно. Отлично я знала, где и в какое время проедет принц. Ещё и кольцо под копыта нарочно запустила. А вот покушения никак не планировала, тут всё честно.
— Так-таки и неоткуда? — Рука офицера, просунувшаяся между прутьев решётчатой двери, погладила меня по щеке, после чего попыталась скользнуть чуть ниже, но я поспешно отстранилась. — Лучше, знаешь ли, раскаяться. Честно рассказать, как дело было. Излить душу. Станет легче. Сама увидишь.
— Не понимаю, о чём вы, — отрезала я, отступив в глубь камеры.
— Хорошенькая, — невпопад протянул офицер, откровенно раздевая меня глазами. — А строить из себя невинную недотрогу поздно. Раньше надо было думать, а сейчас попалась уже.
— Что вы себе позволяете? — вскинулась я.
Кроме наших голосов, в коридоре не раздавалось ни звука. Заключённые прильнули к решёткам, внимательно ловя каждое слово.
