Когда я соскочила со стола, едва удержалась на ослабевших ногах и с низким стоном упала на стул.
В камеру я возвратилась только что не с фанфарами. Во всяком случае, мой внешний вид был весьма впечатляющ и не оставлял ни малейших сомнений насчёт того, что именно происходило со мной во время отсутствия. Волосы растрёпаны, платье разорвано в нескольких местах и украшено весьма характерными пятнами, из декольте торчит бельё, на скуле синяк, на шее засос, губа прикушена. С меня следовало бы в срочном порядке писать портрет, но, увы, в соседней камере сидел отнюдь не художник.
Всё тот же стражник молча снял с моих рук кандалы и подтолкнул в камеру. Я покорно вошла, правда, споткнувшись на пороге. Под заинтересованным взглядом соседа справа и сочувствующим — соседки слева доковыляла до стены, села на пол, обхватила руками колени и опустила голову. Во-первых, такое поведение соответствовало выбранному мной образу, а во-вторых, сейчас, когда я прятала лицо, заключённые не имели возможности видеть время от времени появляющуюся на нём улыбку.
К ужину не притронулась. Причина опять-таки двойная: и легенда, согласно которой мне сейчас совершенно не хотелось есть, и качество доставленной в камеру каши. Хоть я и отказалась в кабинете от курицы, простое угощение, которым я всё-таки воспользовалась, было значительно аппетитнее содержимого арестантской миски.
Потом всё с тем же бледным, каменным лицом, без слёз, без жалоб, без истерик легла, повернулась лицом к стене и так провела всю ночь.
Нарцисс снова появился около десяти утра. Раньше было никак не возможно: приличные начальники на заре по коридорам не шастают, они в это время изволят почивать. Десять, сказать по правде, тоже было рановато, но, видимо, слишком долго оставлять меня без присмотра агент просто не желал.
— Эй, Роллес! — рявкнул он, остановившись у двери моей камеры.
Я сидела лицом к стене, обхватив себя руками и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Голос «офицера» заставил меня вздрогнуть и обернуться — реакция, которая последнему, несомненно, понравилась.
— Ну как, поняла, где твоё место? — продолжал глумиться он.
Я промолчала, лишь одарила его ненавидящим взглядом исподлобья.
Нарцисс нахмурился, якобы недовольный таким проявлением характера.
— Встать! — гаркнул он так, что, должно быть, на ноги поспешили подняться все заключённые на этаже.
Я не стала исключением.
— Подошла к двери, быстро! — всё так же громко рявкнул Нарцисс.
Я помешкала секунду-другую, но затем всё-таки послушалась.
«Офицер» быстрым, хорошо отработанным движением просунул руку между прутьями, схватил меня за шею и прижал лицом к решётке.
— До сих пор не поняла, как надо себя вести? — прошипел он, но так, чтобы обитатели соседних камер точно расслышали.
Его вторая рука заскользила по моему платью, жадно обхватила грудь и принялась мять её всё сильнее, будто это вовсе и не была плоть живого человека. Моё лицо исказила гримаса, я дёрнулась, пытаясь отстраниться, но пальцы сильнее сжались на шее, вынуждая остаться на месте. Ещё немного пошарив руками по моему телу агент отстранился сам.
— Похоже, я мало тебя вчера поучил, — заявил он, прищурившись. — Ну-ка, доставь её ко мне в кабинет! — обернулся он к стражнику.
После чего спокойно зашагал прочь.
Стражник зашёл в камеру. После вялого сопротивления с моей стороны руки вновь оказались скованы, и меня, как и накануне, вывели в коридор.
В кабинете снова был накрыт стол, но не как вчера. На этот раз здесь красовалась целая утка, варёная картошка, от которой ещё шёл пар, зелёный горошек, белый хлеб и — на отдельных блюдах — фрукты и овощи в больших количествах.
— Ешь давай, а то в привидение превратишься, — первым делом кивнул в сторону стола Нарцисс.
— А не боишься, что в дверь камеры не пролезу? — полюбопытствовала я.
— Кстати, не самая большая трагедия в жизни, — хмыкнул он. — Брось, тебе здесь не годами куковать. Осунуться всё равно бы не успела.
— Но и растолстеть тоже, — проворчала я, но к столу всё же присела. Есть хотелось, запах был умопомрачительный, да и потом, Нарцисс прав: глобальных изменений в моей комплекции за пару дней произойти не должно. — Я понимаю: мясом здесь некоторых всё-таки кормят. Но разве в тюрьме можно раздобыть виноград? — удивлённо спросила я, покачивая в руке гроздь с крупными зелёными ягодами.
— В тюрьме — нельзя, — отозвался Нарцисс и, повернувшись ко мне спиной, отошёл ко второму столу.
В скором времени мы вновь не преминули воспользоваться этим столом не по назначению, уж коли так складывались обстоятельства. Затем я вернулась в камеру. Следующие пару часов ничего интересного не происходило.
А вот затем события потекли одно за другим. Шум шагов, на который в мрачном мире тюремного этажа реагировали все. Слишком мало здесь было развлечений, да и потом, внеурочное появление посетителей несло с собой как страх, так и надежду.
Первыми появились охранники, разносившие еду. Вроде бы ничего особенного, обыкновенный распорядок дня. Но я заметила, как один из них, дождавшись, когда другой отвернётся, сунул моему соседу в руку свёрнутую в тончайшую трубочку записку. Прочесть содержимое у меня шансов не было, однако о сути послания я догадывалась. Таггарта предупреждали о скором побеге.
Следующими, около часа спустя, тоже пришли двое: уже знакомый мне стражник, прежде сопровождавший Нарцисса, и офицер, которого я видела впервые. Худощавый блондин с правильными чертами лица и жиденькими усиками. Мимо большей части камер он проходил, даже не глядя в сторону их обитателей, возле некоторых останавливался и задавал уточняющие вопросы. Обращены они, как правило, бывали опять же не к заключённым, а к сопровождавшему офицера стражнику. Поравнявшись с моей дверью, блондин остановился. Поглядел на меня с плохо скрываемой насмешкой, потом полюбопытствовал:
— А это и есть та самая циркачка, которой так заинтересовался мой коллега?
Ага, похоже, слухи о похождениях Нарцисса достигли не только ушей заключённых. Что, впрочем, неудивительно. Напротив, было бы весьма странно, если бы стражи, скучающие здесь не меньше узников, пропустили хоть что-то из тюремных новостей.
— Она самая, господин офицер, — без особого выражения, просто констатируя факт, подтвердил подчинённый.
— Хорошо, — кивнул тот и, смерив меня последним взглядом, распорядился: — Доставь её ко мне в кабинет. Хочу посмотреть, что он в ней нашёл. Те, кто видел представление на площади, говорят, она очень гибкая.
И встал в сторонке, вроде бы как потеряв ко мне интерес.
— Прямо сейчас привести или попозже? — растерянно уточнил стражник.
— Сейчас, сейчас, — спокойно откликнулся офицер. — Чего тянуть-то? Времени у меня полно.
Стражник, округлив глаза, покосился в мою сторону. Я наклонила голову — движение, которое он должен был воспринять как кивок. Раз приказали вести, значит, веди.
