Из показаний Родзянко: «Он говорил, что… просит представить ему копию речи Милюкова на предмет возбуждения против него уголовного преследования. Я ответил, что… никаких копий я присылать ему не буду».
Далее разговор зашел о Распутине. «И отчего вы его защищаете? Это негодяй первостатейный, его мало повесить!» – горячился Родзянко. С кровати послышался беспомощный ответ Штюрмера: «Это… желание свыше…» Так он «сдал» царицу. Но вошедший в раж председатель Думы продолжал добивать старика:
«Какой же вы после этого монархист?.. Вы ярый республиканец, который поблажками Распутину колеблет монархическую идею!» Да нет, при помощи Распутина идею колебали они все – от самой царицы до самого Родзянко…
Теперь мужик все чаще говорит о смерти.
Из показаний Молчанова: «В октябре 1916 года я… раза два был у Распутина. Заметил, что у него было какое-то грустное настроение, заметил, что на столе было вино и он много пил его… как будто давило тяжелое предчувствие. Он все время напевал: «Время изменится, все переменится»… При прощании он был очень ласков, говорил, что ценит мою любовь и доброе отношение, вспоминал добрым словом моего покойного отца… и говорил, что, может быть, его убьют и мы не увидимся… И тут же, будто опомнившись, сказал: «Нет, нет, мы увидимся. Ты приедешь в Петроград».
И каждый день на Гороховой, заглушая его ужас, шла сумасшедшая, завораживающая пьяная пляска. Его слабоумный сын, служивший в санитарном поезде царицы, приехал к нему на несколько дней и прятался от этого безумия в дальних комнатах. А если в квартире было тихо, это означало, что мужик пьет в ресторане или уехал в Царское – на заседание «кабинета».
16 октября Аликс писала Ники: «Вчера приятно провела вечер у А<ни> с Нашим Другом, Его сыном и епископом Исидором (тем самым, обвиненным в связи со своим келейником. – Э.Р.)… Гр<игорий> думает, что лучше было бы призвать более ранние (молодые) года – вместо тех, которым старше 40, последние нужны дома для работ и для поддержания хозяйства».
И это предложение, высказанное мужиком, было очень разумно. Наступил ноябрь – предпоследний месяц его жизни.
Место погребения готово
На окраине Александровского парка, неподалеку от Дамских конюшен, Подруга выкупила кусок земли. И в начале ноября заложила там часовню святого Серафима – в благодарность за избавление от смерти при крушении поезда.
5 ноября Аликс сообщила Ники: «Закладка Аниной церкви прошла хорошо, Наш Друг был там… а также славный епископ Исидор».
Под алтарем строящейся часовни «Нашего Друга» и похоронят. И отпевать его будет «славный епископ».
В честь закладки «Аниной церкви» было устроено маленькое празднество, которое породило большую историю…
После очередного заседания Думы непримиримый враг Распутина монархист Пуришкевич был окружен коллегами. Он раздавал желающим весьма любопытную фотографию: за столом сидит Распутин, рядом с ним «славный епископ Исидор», на столе – вино, вокруг – балалаечники и смеющиеся, явно пьяненькие сестры милосердия. Тыловое веселье «шпиона и проходимца», когда на фронтах «истекала кровью русская армия и голод надвигался на страну»!
Уже на следующий день фотография легла на стол Протопопова… На допросе в Чрезвычайной комиссии он показал:
«– Пуришкевич распространял фотографию Распутина в 9 тысячах экземпляров: Распутин… кругом масса публики… стол, на столе вино, балалаечники и монах…
– Почему вы знаете, что он распространил 9 тысяч экземпляров?
– На обороте карточки, которую мне прислали из Царского Села, вероятно, по поручению царицы через Вырубову или Воскобойникову, было написано: «9 тысяч экземпляров»…
Последний снимок живого Распутина
История этой (увы, не найденной мною) фотографии объясняет многое в надвигавшейся развязке.
Скорее всего, Протопопов получил снимок через Воскобойникову. И не только потому, что она в то время была его любовницей, но и потому, что среди веселых сестер милосердия на фотографии… оказалась и она сама!
В «Том Деле» остались ее показания и по этому поводу: «На предъявленной мне карточке – Распутин с епископом Исидором… снята и я в профиль, сзади Исидора… Снять предложил полковник Ломан». Тот самый – строитель и ктитор Федоровского собора.
Снимок был сделан на приеме в лазарете Вырубовой в честь закладки той самой часовни – «Серафимовского убежища» – «после того как закончилась официальная часть… По отъезде гостей… некоторое время оставались в лазарете Исидор и Распутин (мужик предвкушал веселье. – Э.Р.)… Вот в это время Ломан и предложил нам остаться и выпить кофе: «верхи»-де уехали, почему не остаться нам, «чернорабочим»… Ломан угостил нас шампанским и кофе, и даже пением своих певчих… которые художественно спели русские песни… Затем Ломан и предложил нам всем сняться. Снимал нас служащий Федоровского собора (то есть человек Ломана. – Э.Р.). И Ломан был в числе снимающихся, стоял сзади Исидора. Потом мы просили дать нам снимки, но он сказал, что снимки не вышли… Каким образом на снимке нет Ломана… я не знаю. Возможно, при съемке он присел… Кроме певчих изображены: Молчанова (жена известного нам Леонида Молчанова. – Э.Р.), сестра милосердия Бендина, моя сестра, и сестра милосердия Войно (чьи показания мы часто цитировали. – Э.Р.). Сидят: сестра Кощеева, Распутин, епископ Исидор, Мальцев (строитель «Серафимовского убежища». – Э.Р.). Сестра Кощеева вышла на снимке смеющейся и, кажется, пьяненькой».
Воскобойникова поясняет, что сестра Кощеева всегда была «очень строгая», но вышла смеющейся, «потому что кто-то ее в это время смешил… Мне представляется, что все это было подстроено Ломаном».
О скандальной фотографии дал показания и Ломан. «На снимке изображен завтрак по случаю закладки Серафимовского убежища, которое строил по поручению Вырубовой уже не я, а Мальцев… Я с лицами на карточке сниматься не предполагал, не позировал… Стоял я где-то вблизи одного или двух окон… окна эти находятся вдали от стола, и поэтому я не вышел на фотокарточке».
Нет, не случайно Ломана нет на фотографии. И недаром умная Вырубова, как показала Воскобойникова, «предупредила нас, что с Ломаном надо быть осторожнее». И недаром Распутин, по словам Воскобойниковой, сказал, что «Ломану доверяться нельзя, он человек «двухсмысленный».
«Двухсмысленный» Ломан уже служил другим господам. По чьему-то приказу опытный царедворец задумал провокацию. Он решил сделать фотографию Распутина вместе со скандально известным епископом Исидором, в окружении веселой компании, с подвыпившими сестрами милосердия – «распутинскую оргию». Вот почему смешили сестру Кощееву, вот почему в миг съемки Ломан присел… Хитрый полковник уже просчитал варианты на будущее и служил заговору.
Приближалась развязка. Крысы бежали с тонущего корабля. И Ломан потрудился – организовал фото «оргии», которое, видимо, и передал в Думу.
