Осторожно спускаясь по кромешно темной лестнице, еще раз прокручиваю узловые пункты состоявшейся беседы, систематизирую и прихожу к выводу, что надо через агентурную сеть Чернышева прощупать на всякий случай девушку Лару и хмурого низенького Геру. Еще хорошенько изучить контакты Грушкина, который по своим взглядам вполне мог бы вписаться в ряды «Черной звезды», ибо любит Россию и ненавидит режим Каулиньша. К тому же лишен любимой работы и загнан в беспросветную нищету. Террор – бомбардировщик для бедняков. А Грушкин опытный геолог, он должен знать взрывное дело. Хотя впечатление он производит самое безобидное, но ведь в тихом омуте черти водятся.
День прошел не зря, разговор с Робертом дал пищу для новых, пока еще смутной версий.
Выхожу из подъезда, в узких кривых улочках Старой Риги тихо сгущаются фиолетовые сумерки. Под ложечкой сосет зверский голод, запоздало сожалею, что не заказал в кафе плотный обед. Надо же, как засиделся. И еще пришел с пустыми руками, дурак, надо было взять бутылку вина и закусок всяких. Ладно, не последний день живем.
Прикидываю, где тут ближайшая стоянка такси. Пожалуй, возле Оперы. На углу Пейтавас и Марсталю стоит парень в серой куртке и с непокрытой головой. Завидев меня, он вразвалочку шагает навстречу, лезет в карман, достает сигарету и жестом просит прикурить. Между нами еще шага три, на размышление у меня секунда-другая, а я понимаю, тут что-то не так. Кабы этот тип дожидался какого-нибудь мимохожего курильщика, то не стоял бы спиной к более оживленной улице, Марсталю. Еще миг, и меня охватывает взрывное ощущение тревоги: парень смотрит мне в лицо скользящим взглядом, избегая встретиться глазами. Резко оборачиваюсь и вижу, что на меня стремительным бесшумным шагом надвигается кряжистый дядя, уже замахнувшийся для удара. Ого! Его кулак, снаряженный никелированным кастетом, летит мне в лицо.
Отшатнувшись, рефлекторно делаю тейшо-уке, но блокировать нападение не успеваю, лишь смягчаю крепкую плюху по голове. Она все же получается скользящей, шипы обдирают кожу, едва не угодив в висок. Равновесие сохранить опять же не вышло, падаю на тротуар, шапка слетает. Мышцы все делают сами, смягчают падение, затем я разворачиваюсь в оборонительную позицию лежа, приподнявшись на локте.
Боковым зрением успеваю отметить, что бросивший сигарету парень выхватывает нож. Сухо щелкает пружина, выталкивающая из рукояти лезвие. Мужик с кастетом спешно бросается меня добивать, но не тут-то было. Делаю подкат, ставлю блок мороте-уке, и вдобавок успеваю пяткой нанести йоко-гери в его коленную чашечку. Нападающий с воплем падает, у него сломана нога.
Его напарник слегка опешил, а я вскакиваю и перехожу в контратаку. Отбиваю нож блоком уде-уке, затем делаю эмпи-учи по корпусу и заканчиваю бой, хлестко влепив тейшо-учи в кадык.
Раньше я довольствовался боевым самбо, но на нынешней службе прохожу обязательную подготовку по карате. Что ж, пригодилось.
Отпрыгиваю к стене, озираюсь, стоя в киба-дачи. Оба молодчика неподвижно лежат посреди улочки, вокруг никого. Разбираться с ними дальше не стоит, они переходят в компетенцию полицейских и хирургов. А я не горю желанием встречаться ни с теми, ни с другими. Надо поскорей уносить отсюда ноги, покуда не поднялся шум. Официальные оргвыводы в моем положении абсолютно ни к чему. Зажав носовым платком рану возле виска, подхватываю с земли шапку и быстро удаляюсь.
Возле Национальной оперы стоит целая вереница такси, хвоста за мной вроде нет. Сажусь на заднее сиденье новенького «Рено», коими укомплектован взамен «Волг» рижский таксопарк, и прошу шофера отвезти меня в Золитуде. На всякий случай называю адрес за три дома до того, где меня расквартировали. По пути то и дело оглядываюсь, но автомобильной слежки также не заметно.
Мандраж затихает далеко не сразу. Лишь очутившись в квартире и заперев за собой стальную дверь, окончательно успокаиваюсь.
Звоню Чернышеву на мобильник. Тарифы в Риге шкуродерские, но платить по счету, к счастью, придется не из моего кармана. Рассказываю о случившемся и прошу поставить в известность Раймонда, пускай тот внесет ясность, кто были эти двое, и что сей сон значит.
Промыв рану в ванной, долго ищу аптечку, которая в конце концов отыскивается в спальне. Набита она в основном презервативами, но на самом дне валяется пакетик с антисептическим лейкопластырем. После чего мне требуется от жизни лишь ужин и постель.
5
Кажется, обошлось без сотрясения мозга. Проснувшись, чувствую себя как огурчик. Слегка малахольный и в пупырышках от любопытства. Никак не могу понять, кто и зачем заказал меня этим двоим громилам. Спецподготовки у них напрочь нет, значит, не кадровые. Не верится, что их натравил Раймонд, но тогда… Неужто мои же коллеги сработали через Мирона? Ну нет, быть того не может. Если в нашем деле не доверять всецело своим, то работать попросту невозможно. Однако восемь лет назад меня крупно подставлял собственный шеф, а пуганая ворона куста боится. Я не должен поддаваться панике под впечатлением от того поганого случая. Для далеко идущих выводов еще не настало время. Есть фрагментарная, зато четкая конкретика.
Мой визит к Роберту Грушкину оказался ценным ходом. Настолько удачным, что меня решили срочно гасить. Я узнал нечто крайне важное. Но не понимаю, что именно. Или же мог узнать, однако не повезло. Всего лишь на третий день командировки передо мной смутно забрезжил кончик нити, за которую необходимо ухватиться. Осталась мелочь, распутать клубок до конца и еще остаться в живых. Потому что здесь, в Риге, кто-то заметает следы. Жестко, ни перед чем не останавливаясь.
Важные стратегические операции всегда окружены многослойной конспиративной броней. Поэтому правая рука не ведает, чем занимается левая, и о сведениях насчет ног даже говорить не приходится. Неужто я, рядовой сбоку-припека, умудрился пройти через конспиративную оболочку насквозь, сам того не заметив? Где, когда? Если ненароком я очутился возле самой сердцевины происходящего, то безусловно заработал дырку в черепе. Повторится ли вчерашняя попытка?
Принимаю душ, стараясь не замочить пластырь, и готовлю себе завтрак. В груди неотступно пульсирует легкая звонкая дрожь – не от страха, от охотничьего азарта.
Машинально пережевываю сосиску, даже не чувствуя ее вкуса. Я думаю. Мой главный шанс уцелеть состоит не во владении каратэ, а в том, чтобы четко уяснить происходящее.
Прежде всего на ум приходит Противник Номер Один, и я добросовестно взвешиваю все «за» и «против».
Каулиньш мелкая мишень, ему далеко до Насера или Кастро, на которых некогда охотилось ЦРУ. Да и не те вроде времена, их отдел политических убийств поставлен Конгрессом вне закона еще в семидесятые годы. Однако хозяин, как известно, барин. Вчера запретил, сегодня разрешил потихонечку, кто его знает.
Впрочем, гораздо вероятнее инициатива того же латвийского ВАДа, который нынче непомерно разросся и приобрел нешуточный вес. В авторитарной стране по-другому не бывает. Возможно, внутри ВАДа кристаллизовалось энергичное ядро, стоящее в оппозиции к диктатору. Тот слишком нагло играет краплеными картами, тут разве что дурак не догадается, откуда ветер дует. Поначалу введенный им после Пасхального путча запрет на деятельность политических партий одобрило большинство населения. Казнокрадство и взяточничество надоели простому люду аж до чертиков. Но спустя годы многие убедились на собственной шкуре, что авторитарный режим еще хуже. Потому что воруют по-прежнему, но втихомолку, под покровом президентского Указа об охране гостайн, сиречь закона о цензуре. А мало-мальски мыслящая публика приняла дикататора в штыки сразу же после путча.
