– Александр, это очень плохо, – разумеется, Раймонд рассержен. – Это несолидно с вашей стороны. Мы же с вами договорились…
– Слушайте, делайте, что хотите, пошлите кого угодно в порт, оторвите задницу от кресла раз в жизни и езжайте сами, ясно? А я не могу. Всё. Пока.
Вешаю трубку и сажусь за руль.
Алина откидывается на сиденье, прикрыв глаза, веки ее слегка подрагивают. Дальнейшее зависит от того, насколько зоркими окажутся ее закрытые глаза.
…Вот уже битый час мы колесим по окрестностям Калнциемса. Трижды возвращались к мосту, Алина сосредотачивалась, морщилась, терла лоб, вздыхала, и, наконец, по ее команде мы пускались на поиски. Бинокль лежит у нее на коленях, то и дело она подносит его к глазам и обозревает окрестности. При этом она курит без передышки.
Погода выдалась ясная, с легким морозцем. Это хорошо, по крайней мере нигде не завязнем.
– Сверни-ка на ту дорогу, – вяло говорит она. – Или… Нет, сворачивай… Попробуем… До чего ж голова болит…
Еду на второй скорости, машина мягко переваливается через бугры и промоины, кое-где чиркая брюхом по насту. Чует мое сердце, на такой дороге мы неминуемо застрянем. Грунтовка идет вдоль леса, и, когда тот заканчивается, она разветвляется, один путь налево, вдоль опушки, другой прямо, через луга, к далеким корпусам молочной фермы.
– А теперь куда? – я притормаживаю.
– Вон он! – кричит Алина и трясет меня за плечо. – Вон этот дом, видишь – елочки… Мы нашли его, нашли!
Навалившись на меня, она разглядывает в бинокль сквозь стекло левой дверцы стоящий вдалеке темный деревенский дом, крытый дранкой. Участок перед ним обсажен елями. А рядом с домом белеет пятнышко автомобиля.
– Дай-ка посмотреть, – я беру бинокль.
– Саша, поехали скорей туда, это тот самый дом, мы его нашли…
Бинокль проглатывает расстояние и приближает к моим глазам белые «Жигули-четверку» с открытой задней дверцей, у самых сеней дома.
– Тихо, – говорю я. – Не будем спешить.
Быстро подаю машину назад, чтобы деревья загородили ее от дома. Мы с Алиной выходим и наблюдаем в бинокль из-за куста можжевельника на опушке.
– Что-то мне не нравится этот белый пикап, – объясняю я.
Из трубы на крыше вьется дымок. Вокруг расстилается скромный пасторальный пейзаж, лес и заснеженные луга, разгороженые проволокой на тонких стойках, приземистая и длинная ферма вдали, под голубым небом, слегка заштрихованным перистыми облаками.
В сенях открывается дверь. Двое крепких мужчин в непритязательных темно-серых плащах выносят большой мешок картошки, грузят его в пикап и захлопывают дверцу. Потом оба внимательно обозревают окрестную благодать. Я успеваю резко опустить бинокль, чтобы не выдать себя поблескиванием линз.
– Назад, – говорю я. – Скорей назад, ради всего святого.
– Что происходит? – на ходу недоумевает Алина.
– Аля, там убийцы. Они уже разобрались с Янкиным приятелем. И еще, учти: возможно, у нас в машине микрофон.
С трудом, в два приема, я разворачиваюсь на узкой дороге и мчусь в обратном направлении. Где-то поблизости должны быть пастухи, если они засекут мою машину, которая им отлично знакома, нам с Алиной конец.
Она явно хочет что-то спросить, но я прижимаю палец к губам, напоминая о микрофоне. Тогда она отрывает листок от блокнота, прикрепленного присоской к лобовому стеклу, и крупно пишет: «Кто эти люди?»
– Сейчас где-нибудь остановимся, – говорю я беззаботно, – и немножко погуляем. А то у меня уже спина затекла.
Алина понимающе кивает.
Отъехав километров на десять, я сворачиваю с асфальтированной дороги, заезжаю по узкой грунтовке поглубже в перелесок и останавливаюсь. Вылезаем из машины, удаляемся от нее по обледенелой колее на достаточное расстояние.
– Аля, – говорю я, – не пугайся, но мне кажется, что мы влипли окончательно. Наверняка нас все это время прослушивали – и по телефону, и дома, и в моей машине. Иначе я вообще ничего не понимаю.
– И кто же нас подслушивает?
– Люди из моей системы. Назовем ее, скажем, военной контрразведкой, это не совсем то, но приблизительно.
Она кивает.
– Так вот, судя по всему, кто-то из наших людей установил за нами наблюдение, вышел через нас на Янку, на второго человека и убил обоих. Кто-то занялся уголовщиной за государственный счет, использует нашу резидентуру. А меня хочет выставить козлом отпущения. Примерно выглядит так.
– Что же делать? – спрашивает она.
– Для начала попробуем уцелеть. Потому что наверняка примутся за нас. Пойдем в машину. Возможно, за нами постоянно едет хвост, они не показываются нам на глаза, но слышат каждое наше слово. Имей в виду.
– Это точно? Ошибки быть не может?
– Ну, что касается камня, то примерно через полчаса мы можем вернуться и осмотреть тот дом. Но я ручаюсь, что изумруд уже исчез.
Садимся в машину и около получаса разъезжаем по окрестностям. Несколько раз я резко разворачиваюсь и на полном газу еду обратно, пытаясь засечь хвост. Но то ли его нет вообще, то ли они постоянно начеку.
Возвращаемся к дому с елочками, белого пикапа давно след простыл. Дверь захлопнута лишь на язычок шлеперного замка, и я, не мудрствуя лукаво, вышибаю ее одним ударом ноги.
Внутри типичная холостяцкая берлога, с грязью, пылью, окурками в консервных банках и пустыми водочными бутылками в углу. Следов борьбы или крови не заметно, скорей всего работали удавкой. Дрова в печи еще не успели прогореть.
Алина подходит к стене, на которой висит бескурковая тульская двустволка двенадцатого калибра. Ниже и правее ружья из паза свисает клок выдернутой пакли.
– Вот здесь, – говорит она, касаясь темного бруса ладонью. – Здесь был изумруд.
– Да, – откликаюсь я. – Именно так, как тебе виделось.
– Значит, всё это из-за меня. Саша, прости, что я тебя втравила в эту историю… Я не думала, что так обернется.
– Давай лучше решать, как быть дальше. Тебе надо уехать из Риги, срочно, на несколько дней.
– Без тебя я никуда не поеду.
– Пойми, речь идет о твоей жизни.
– Я никуда не поеду без тебя, – твердо повторяет она.
– Хорошо, поедем вместе, по пути что-нибудь придумаем. Честно говоря, я не представляю, как можно выкрутиться из такого переплета. Поехали. Домой заезжать не будем, всё необходимое купим по дороге.
– Тогда мне обязательно надо зайти в редакцию.
– А по телефону нельзя отпроситься?
– Нет, я должна сама кое-что доделать.
– Иначе никак нельзя?
– Это займет полчаса. И заодно пообедаем.
