"Тронулся", – пробормотали они.
Годфри обернулся к Мереку и Арио, но они тоже попятились.
"Что бы это ни было, – сказал Мерек, – я не желаю в этом участвовать".
Неожиданно к Годфри подошёл один из незнакомых узников.
"Я тут нечаянно подслушал", – сказал он, расплывшись в беззубой ухмылке и обдав Годфри смрадным дыханием. "Я с большим удовольствием ударю тебя, чтобы ты просто заткнулся к чёртово матери! Меня дважды просить не надо!"
Незнакомец размахнулся и через миг его кулак впился костяшками Годфри в переносицу. Острая боль будто взорвала его черепную коробку, он взвыл и закрыл лицо руками. Кровь фонтаном лилась ему на лицо и стекала по шее вниз на рубашку. От боли он почти ослеп.
"Теперь мне нужна лента", – сказал Годфри Мереку, переведя дух. "Сможешь достать её?"
Озадаченный Мерек проследил за его взглядом, упёршимся в узника, неподвижно лежавшего в яме на противоположной стороне коридора.
"Зачем?" – спросил он.
"Просто сделай, что я прошу", – ответил Годфри.
Мерек нахмурил брови.
"Если бы у меня было что-то тонкое и длинное, я бы смог её достать", – сказал он.
Мерек потянулся к своему воротнику и вытащил из него небольшой моток проволоки. В размотанном виде она оказалась достаточно длинной, чтобы подойти для его задачи.
Мерек опёрся на решётку камеры, осторожно, чтобы не привлечь внимание караульного, просунул проволоку сквозь прутья и попытался подцепить ею ленту. Конец проволоки извивался в пыли, но не доставал до цели пару дюймов.
Мерек пробовал ещё и ещё, но всё время застревал локтем между прутьями решётки и не мог высунуть руку дальше – слишком узким был зазор.
Караульный повернулся в его сторону, и Мереку пришлось быстро втянуть проволоку обратно.
"Дай мне попробовать", – сказал Арио, подходя к нему, когда караульный отвлёкся.
Арио схватил длинную проволоку и высунул руку из камеры. Он был намного костлявее, и его рука прошла между прутьями до самого плеча.
Эти лишние шесть дюймов как раз и были им нужны. Крючок едва коснулся ленты, и Арио потянул е к себе. Он остановился, когда задремавший было караульный вдруг встрепенулся и решил оглядеться. Узники стояли, затаив дыхание, обливаясь потом и молясь о том, чтобы он не посмотрел в их сторону. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он снова заклевал носом.
Лента снова заскользила по тюремному полу, и вскоре Арио втащил её в камеру.
Годфри взял её у него из рук и надел через плечо, а остальные в страхе отшатнулись от него.
"Что ты, чёрт возьми, делаешь?" – спросил Мерек. "На этой ленте полно бацилл чумы. Ты можешь нас всех заразить".
Другие узники в камере тоже отползли от него подальше.
Годфри обернулся к Мереку.
"Я начну кашлять и не перестану, – начал он объяснять, попутно продумывая детали своего плана, – пока не подойдёт караульный. Он увидит мою кровь, а вы скажете ему, что у меня чума, и что меня по ошибке бросили в общую камеру".
Годфри не стал терять времени. Он начал надрывно кашлять и одновременно размазывать кровь с лица по всему телу, добиваясь ещё более ужасающего вида. Он кашлял так громко, как никогда в жизни, на полную мощь своих лёгких, пока караульный наконец не открыл дверь и не вошёл в камеру.
"Утихомирьте своего дружка", – сказал он. "Слышали?"
"Он нам не друг", – ответил Мерек. "Просто попутчик. И у него чума".
Караульный непонимающе посмотрел на красную ленту.
"Как он сюда попал?" – спросил он. "Его должны были изолировать".
Годфри продолжал кашлять, сотрясаясь в судорогах.
Скоро он почувствовал, как грубые руки схватили его и вытолкали наружу. Караульный протолкал спотыкающегося Годфри через коридор и спихнул в яму к остальным чумным.
Годфри приземлился поверх мёртвого тела. Он старался не вдыхать слишком глубоко и отвернул голову, чтобы не втянуть с воздухом заразу. Он молился о том, чтобы не подхватить чуму. Ему предстояло пролежать в яме до самого утра.
Но он выбрался из-под стражи. И рассветом он собирался бежать.
И нанести ответный удар.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Торгрин чувствовал, как камнем падает на дно океана, как уши закладывает от давления в толще воды, и как холод впивается в кожу миллионом острых игл. Но когда он погрузился глубже, произошло нечто очень странное: вокруг вдруг стало светлее. Пока его, беспомощного, море болтало из стороны в сторону и придавливало своим весом ко дну, он посмотрел вниз и в облаке света под собой увидел то, что меньше всего ожидал – лицо своей матери.
Свет был настолько ярким, что её едва можно было разглядеть. Она улыбалась ему и протягивала к нему любящие руки, а он падал всё ниже и ниже, прямо к ней в объятья.
"Сын мой, – сказала она, и её голос под водой прозвучал кристально чисто, – я здесь, с тобой. Я люблю тебя. Твоё время ещё не пришло. Будь сильным. Ты выдержал испытание, но их ещё много будет впереди. Без страха смотри на мир и помни, кто ты есть. Не забывай, что твоя сила не в оружии, она – внутри тебя".
Торгрин открыл рот, чтобы ответить ей, но, как только он это сделал, туда налилась вода и он начал захлёбываться и тонуть.
Тор резко очнулся и огляделся, пытаясь понять, где находится. Он почувствовал что-то шершавое у себя на запястьях и сообразил, что его руки были связаны за спиной, а сам он был привязан к деревянному столбу. Он обвёл взглядом тёмный трюм, ощутил покачивание пола, и сразу понял, что он на корабле. Движение комнаты, свет, проникавший сквозь щели в досках, сырой плесневый запах – всё говорило о том, что он заперт под палубой.
Торгрин немедленно насторожился. Он чувствовал сильную слабость и плохо помнил, что с ним произошло. Последней картинкой у него в голове стоял суровый шторм, в котором их корабль потерпел крушение, а его с товарищами выбросило за борт. Ещё он вспомнил Эйнджел, и как он изо всех сил прижимал её к себе, и что на поясе у него в это время был меч – Меч Мёртвых. Как же ему удалось выжить?
Тор озирался по сторонам и никак не мог взять в толк, как он очутился на корабле. Он отчаянно искал взглядом своих братьев и Эйнджел. Он вздохнул с облегчением, когда смог различить в темноте их силуэты. Все они были привязаны к столбам рядом с ним: Рис и Селезия, Элден и Индра, Матус и О'Коннор, а в нескольких футах от них – Эйнджел. Тор был счастлив видеть их живыми, пусть и измученными после шторма и заточения.
Сверху до него доносился раскатистый хохот, какая-то перебранка и пьяные выкрики. На палубе кто-т дрался, и каждое падение гулким грохотом отдавалось в трюме. Тора осенило: морские разбойники. Это они чуть не утопили его в море.
Он бы узнал их по речи где угодно – грубые, неотёсанные, мучающиеся от скуки в долгом плавании – он немало таких повстречал. Сон сошёл с него, мыслям вернулась ясность, и он понял, что стал теперь их пленником. Он подёргал верёвки, пытаясь вырваться.