Я поперхнулась сочной грушей, которой наслаждалась до ее появления.
– И что теперь? – прокашлявшись, спросила я. – Ты пришла душить меня больничной подушкой?
– Зачем? Я пришла тебя навестить. Геныч не пошел. Ему не… – Она поискала слово. – Нелегко. Ведь это мы виноваты в том, что с тобой случилось.
– Вы?! – только и смогла вымолвить я.
– Ну… Геныч. А значит, и я тоже…
Я подумала вдруг, уже без всякой насмешки, что они действительно сиамские близнецы. Потому что за столько лет, проведенных вместе, они срослись в единый организм. Они – одно целое. Они уже не Гена и Оля, это «одно целое» зовется теперь Генаоля или Олягена. Ведь ясно видно, что она не мыслит себя без него. А единый организм невозможно разорвать пополам легким движением руки, без боли и крови. Именно поэтому у меня ничего и не получилось.
– Ты не думай, пожалуйста, что он рассказал мне всю эту историю как-то однобоко, чтобы выгородить себя. Нет, он рассказал так, как было. Я его знаю. И обвинял только себя. Сказал, что та… новогодняя ночь – полностью на его совести. Он мог тогда еще все прекратить, и ничего бы уже не случилось в санатории. Но он не захотел. И вот… ты здесь.
Я не верила своим ушам. Она уникум, как и он. Да если бы мой «законный» парень рассказал мне, что целовал и обнимал кого-то другого, разве я пошла бы просить у нее прощения, хоть бы она и спрыгнула с небоскреба от несчастной любви?
– Саш… А ты его очень любишь? – нерешительно спросила она.
– Оля! Это была дурость! Самая настоящая дурость. Я его совсем не люблю. Мне все это приснилось, привиделось, понимаешь? Он мне совершенно не нужен, я тебе клянусь, – твердо сказала я, с удовольствием отмечая про себя, что говорю чистую правду. После Саниных нежных объятий и ласковых слов, которые он мне нашептывал ночами, образ Геныча потускнел и съежился, и мне самой было непонятно, что именно я в нем так любила. Или не любила? Может, мне просто хотелось отнять у других то, что мне не принадлежало?
После Ольгиного ухода я еще долго пребывала в задумчивой растерянности. Как же так? Почему все вокруг оказывается не таким, как я привыкла считать? Откуда вокруг меня честные мужчины, благородные женщины и верные друзья?
И, видимо, для того, чтобы добить меня окончательно, тем же вечером ко мне пришла мама, вытащила из сумки мою подросшую Лаки, погладила ее и посадила поверх одеяла, сказав при этом:
– На, потискай ее немного, пока медсестры нет. Соскучилась, наверно.
Кошка, не обращая внимания на меня, моментально сиганула маме на плечо. Мама, моя мама, не выносившая и вида домашних животных, потерлась об ее рыжую морду щекой и сказала:
– Ах ты, моя умница! Красавица! Такая ласкуша! Ты знаешь, Саш, она повадилась спать на моей подушке.
Теперь я твердо знала только одно: что я в этой новой жизни ничего не понимаю. Этот странный приветливый мир был мне почему-то незнаком.
Или из моего глаза вылетел наконец осколок кривого зеркала?
