Позвонили из Закавказья мои командированные сотрудники, сообщившие радостное известие об установке тайника с гранатомётами, а также о готовности соучастников террористической группы Бурдова, в ближайшие дни отправить караван с оружием в Москву. Вместе с местными чекистами они организовали плотный контроль не только за сообщниками, но и упаковками с гранатомётами. Доложив генералу Семёнову по ходу дела, услышал в ответ его сомнения в отношении необходимости доставки оружия в столицу. Анатолий Петрович спросил: «Может, обойдёмся изъятием оружия в Закавказье?». Однако после моих пояснений вместе с А. А. Яценко о том, что тогда не удастся задержать и привлечь к уголовной ответственности уже имеющих оружие членов группы Бурдова, начальник управления дал добро на проведение сверхсложной операции. Ведь оружие только железный механизм и само не стреляет. Изымем мы гранатомёты, но на свободе останутся террористы, которые чуть позже всё равно добудут новое групповое оружие.
Первое знакомство в кремлёвском «зверинце» с теневым правителем страны, занимающимся вместе с администрацией имитацией наличия в России президента в лице Ельцина
23 марта, выписав пропуск, вместе с Литвиненко прошли через Спасскую башню в Кремль и за полчаса до назначенной встречи присели в многолюдной приёмной начальника СБП РФ генерала А. В. Коржакова. До этого я периодически заходил в оперативный отдел ГУО, взаимодействуя по линии охраны первых лиц государства, но в президентское здание попал впервые. Освоившись, с удивлением увидел вокруг себя пару министров, начальника налоговой полиции генерала С. Н. Алмазова и несколько других генералов из МВД и МО. Все видно давно ожидали, поэтому сумрачно смотрели по сторонам и не разговаривали друг с другом. Внезапно дверь распахнулась, на пороге появился Коржаков, который прощался с очередным посетителем. Увидев Литвиненко, он, широко улыбаясь, подошёл к нему и, поздоровавшись, не глядя на остальных, обратился ко мне: «Александр Михайлович. Много о Вас наслышан и рад познакомиться. Проходите в кабинет, побеседуем». Сильно удивившись, что в приёмной остаются пришедшие раньше нас министры и генералы, тем не менее, хоть и почувствовал неловкость, прошёл в кабинет, по размерам больше похожий на зал. Доложив Коржакову обстановку, протянул ему два варианта структуры Службы по борьбе с терроризмом и организованной преступностью. Кратко пояснил, что два этих криминальных явлений в России тесно переплелись между собой. Мафия, рвущаяся к власти, зачастую действует террористическими методами. Поэтому и борьба с террористами и бандитами должна сосредоточиться в одном центре. Схема со сравнительно небольшим штатом сотрудников (зоо сотрудников) предусматривала реальные возможности страны в условиях кризиса создать такую службу. Другую структуру, более расширенную подготовил на будущее, когда Россия преодолеет кризис и станет на ноги. Коржакову схемы понравились, и он спросил: «Ну, а сейчас, сколько людей у Вас в отделе?». На мой ответ: «По штату 33 сотрудника и три направления», Александр Васильевич рассмеялся и переспросил: «И это на всю страну?». Продолжив, он поделился, что только за президентом в ближайшем окружении у него работают более сотни прикреплённых, а всего до тысячи сотрудников. Я пояснил, что конечно мой отдел в условиях войны следовало бы расширить до шести направлений, с двумя замами (один по оперативной, а второй – по боевой работе) и штатом в 66 сотрудников. Однако 1 отдел УБТ лишь часть возглавляемой системы по организации антитеррористической деятельности по всей стране. На самом деле вместе с территориальными отделами ВТ, а также находящимися у них на связи агентурой и доверенными лицами, нас также тысячи. С другой стороны заметил, что не количество, а качество в первую очередь оперативной работы, обеспечивает достаточно надёжную безопасность охраняемых лиц государства. В доказательство своих слов, рассказал Коржакову об исследованиях западногерманского криминолога Миддендорфа. Из всего сказанного Александр Васильевич лишь обратил внимание на тот факт, что в 49 % непосредственное участие в терактах против первых лиц государства принимали, или использовались «в тёмную», сотрудники их личной охраны. Следовательно, чем больше количество охранников, тем больше вербовочной базы для заказчиков и организаторов возможно готовящегося покушения. Что-то у себя пометив в блокноте, Коржаков нажал кнопку селектора и сказал: «Михаил Иванович. Зайди ко мне, есть разговор». Через минуту в кабинет вошёл и с суровым лицом сел справа от меня генерал Барсуков. Начальник СБП подал ему схемы со словами: «Вот тут о чём мы говорили, Платонов принёс, на мой взгляд, дельные предложения». Быстро просмотрев только первую схему, начальник ГУО небрежно отодвинул бумаги и выдал перл: «Структура явно неполная. Вы справедливо в состав этой Службы вводите компактный следственный отдел с двойным подчинением. Думаю, что одновременно, в силу чрезвычайной ситуации разгула преступности, в Службе должны быть свой суд (?), а также хорошо законспирированные спецподразделения типа «чёрных эскадронов»(?), размещённые на конспиративных базах. Например, Вы от агентуры получили данные о местонахождении террористов или крупной банды и без всяких там разработок и проволочек всеми силами громите их в адресе. Притом жёстко подавляя любое сопротивление, вплоть до применения оружия. Ваше следствие собирает улики и доказательства, а суд довершает дело. На всё про всё не больше недели. Тогда у нас не будет ни террористов, ни бандитов!». Увидев, что от сказанного Барсуковым у меня округлились глаза, Коржаков ухмыльнулся и рукой прикрыл улыбку. Пока я мгновенно прокручивал ответ, не ожидая от бывшего выпускника МВОКУ таких «глубоких» познаний в оперативно-розыскной деятельности, Барсуков продолжил, задав вопрос: «А как Вы смотрите на предложения профессионалов о разделении вербовочной работы с ведением разработки террористов и бандитов? Например, агентурный отдел только вербует и ведёт работу с источниками, и, получив от них информацию, передаёт её в отдел разработки. Те же в кратчайшие сроки, как я ранее говорил, реализуют дела. Ведь очень мудрое предложение!». В голове у меня мелькнула мысль: «Уж не «профессионал» ли Савостьянов подкинул «новаторскую» идею Барсукову? Или в ГУО свои доки объявились?». Отхлебнув чая (в горле пересохло от таких речей), спросил у Коржакова: «Можно ответить?». Спокойно разъяснил обоим начальникам, да и Литвиненко, что слияние в одних руках оперативной работы, следствия и суда приведут к массовым репрессиям, страшнее, чем в средине 30-х годов. Ведь рука руку моет. Даже пресловутые «тройки», хотя бы для видимости законности состояли из представителей разных ведомств – суда, НКВД и компартии. Во-вторых, ещё в начале 20-го века, столкнувшись с ростом предреволюционных террористических проявлений, шеф жандармов генерал Герасимов осуществит значительный прорыв в оперативной деятельности, обязав сотрудников, ведущих агентурную работу, самим же и реализовывать в ходе заведённых дел получаемую от своих негласных источников информацию. Сразу сократился «бумажный вал» непроверенной или ложной информации, ранее получаемой вербовщиками и просто отфутболивавших её разработчикам. Мой ответ видно не убедил Барсукова. Ну, а дальше, как впоследствии опишет в своей книге Литвиненко, Коржаков вместе с начальником ГУО начнут меня расспрашивать о коррупции в правоохранительных органах, пытаясь выяснить, что я знаю о тайнах мадридского двора Кремля.
[486] Очень доступно рассказал им о деле ФСБР, о разработке афериста Креймера и ряде других известных мне фактах коррупции. Не стал их расстраивать имеющимися данными об Амирове, а также о связях НФС вместе с Тарпищевым с мафиозными структурами. Недослушав меня и не попрощавшись, Барсуков ушёл к себе, а Коржаков вызвал своего первого зама генерала Г. Г. Рогозина. Вошёл седоватый и с умным взглядом Георгий Георгиевич, которому начальник СБП сказал: «Познакомьтесь поближе с Платоновым и любую посильную помощь окажите, включая в формировании предлагаемой им Службы. На первых порах надо его 1 отдел расширить до шести направлений. Выпишите ему постоянный и самый крутой пропуск для прохода во все здания Кремля». Протянув мне руку на прощание, Коржаков сказал: «Если срочно понадоблюсь, можете мне звонить напрямую». Литвиненко остался с ним, а я прошёл в кабинет Рогозина. Немного поговорив о прошлой службе в военной контрразведке, Георгий Георгиевич начал дотошно расспрашивать о датах моего рождения и родителей, делая какие-то пометки на отдельном листе. Что-то, подсчитав, он удовлетворением хмыкнул: «У Вас отличный гороскоп. Далеко пойдёте, если будете держаться за нас». Позже от Литвиненко я узнаю о серьёзных увлечениях Рогозина не только астрологией, но и оккультизмом, которым слепо верил Ельцин. Сколько же вокруг президента всяких тёмных людей собралось, не считая сотрудников ЦРУ? Выйдя из Кремля с Литвиненко, почувствовал облегчение, будто выбрался из трясины болота. Через пару дней Александр Вальтерович привёз мне пропуск, разрешающий проход во все здания Кремля с оружием. Что же, будем теперь во имя праведного дела взаимодействовать и с властными чиновниками, запятнавшими себя кровавыми делами. Лишь бы только нервы и выдержка не подвела.
