7 ноября 1990 года состоялся, как окажется потом, последний
[82] военный парад в честь годовщины Великого Октября. С грустью смотрел, как капитан Калугин провожал и напутствовал своих «подопечных» парадный расчёт 2 МСП. Рослые, как на подбор, два батальона лучших представителей дивизии имени Дзержинского, пройдут по брусчатке Красной площади как всегда на «отлично». Остальной личный состав дивизии в это время находился в различных близлежащих зданиях, будучи в резерве МВД
[83]. После парада началась демонстрация трудящихся. Впервые её разделили на два захода (плюрализм его мать в действии). Первая – официальная, а вторая – от оппозиции. Мы с сотрудниками отдела и группой командования стояли у центрального входа в ГУМ напротив Мавзолея, когда не услышали, а скорее увидели какую-то сутолоку напротив нас. Через мгновение, несколько сотрудников безопасности в проходах, выдернули из рядов демонстрантов и затащили в ГУМ сопротивляющегося Шмонова. Тот попытался прицелиться из обреза ружья в сторону Мавзолея, где на трибуне стояло правительство. Тут же его схватили рядом стоящие чекисты и милиционеры, в пылу борьбы дав выстрелить два раза вверх. По его словам, метился он в самого Горбачёва
[84]. Почему-то у нас его поступок не вызвал ни гнева, ни ярости. Скорее недоумение в своей неподготовленности к подобному акту отчаяния. Теперь понимаешь, что пусть не совсем психически здоровый, но нашёлся один человек, который от себя лично вынес приговор изменнику Родине Горбачёву.
Подумал, подумал и написал рапорт о переводе в только что образованное в декабре 90-го Управление КГБ по борьбе с организованной преступностью (УБОП)». Когда пришёл с ним к полковнику Картышеву, тот сразу и не понял моих мотивов. Ведь в системе КГБ не принято писать рапорта о переводе куда-либо по своей инициативе. Вот, если соизволят кадры провести перестановку и проявят к тебе «высочайшее доверие», тогда, пожалуйста! А так, подобное воспринималось как покушение на сложившуюся систему, выгодную не работе, а только кадровикам, повышающим свою значимость. Попытки Картышева отговорить меня от этого решения ни к чему не привели. Уже через день-два я был на беседе у сотрудника отдела кадров УБОП тогда ещё майора А. Ф. Кузюры
[85]. Тот одобрил моё решение, но заявил, что в этом подразделении остались только должности помощника начальника отдела. Но зато должность эта подполковника и в центральном аппарате, что уже является якобы повышением. Мелькнула мысль, что это не руководящая должность, а в переводе на язык чекистов – старший опер по ОВД, но отступать было не в моих правилах. Ответил согласием. Что ж, надо так надо. Снова займусь чисто оперской работой. Затем состоялся обстоятельный разговор с полковником В. Ш. Бекбулатовым – моим будущим начальником 3 отдела. Кроме оперативно-розыскной линии, которую планировал закрепить за мной, он предложил также быть рекомендованным в качестве кандидата на выборы секретаря парторганизации коммунистов отдела
[86]. Собеседование у Бекбулатова прошла и моя супруга Нина Вячеславовна, служившая на Лубянке.
30 декабря мы, три родственные семьи, отмечали уходящий год в ГДО ОМСДОН. Старший брат моей жены Валера с супругой Надей, Нина и её младший брат Гена участвовали в великолепном зрелищном мероприятии, мастерски организованном начальником ГДО майором Арсеном Аваляном. Огромная светящаяся огнями ёлка, петарды, шутихи и танцы, поднимали настроение у суровых военных людей и членов их семей. К сожалению, Гена Сергеев
[87] не очень веселился, так как приехал «на ёлку» один. Его супруга Лена, осталась дома с маленьким сыном Сашей. К тому времени мне удалось помочь ему перевестись из 15 Управления в «Вымпел» ПГУ, где он мог уже более полно реализовать все свои отличные физические кондиции. Со свинцово-гробовой темнотой грозовой тучи на страну надвинулся 1991 год
[88].
Сын фронтовика-танкиста кавалера боевых орденов и медалей Н. С. Сергеева, Геннадий Николаевич – будущий Герой России вместе с женой Леной возлагают цветы к Могиле неизвестному Солдату. 14.06.1987 г. Казалось вся жизнь впереди…
