Что же получается?
Москвич В. Фалин утверждает: «Большинство родителей с удивительной легкостью дарят детям свои пороки и недостатки, а потом наказывают их за это». Вот так. И возразить нечего: письма о наказании – подтверждение этого грустного наблюдения. Многие подростки отчаянно требуют: «Прежде чем наказать, разберитесь! Разберитесь и в себе, может быть, вы не правы!» Взрослые, анализируя многие стороны этой сложной проблемы, тоже пишут о справедливости и чувстве меры, о необходимости понимать ребенка, выбирать средство воздействия на него – от укоризненного взгляда до бойкота. Кстати сказать, рукоприкладство в любом его виде всеми расценивается как педагогическая дикость: «Ударить ребенка – значит расписаться в собственном бессилии и дремучем невежестве» (К. Кузнецов, Тюмень).
Некоторые авторы писем, исходя из собственного опыта и ссылаясь на известное утверждение А. С. Макаренко («В хорошей семье наказаний никогда не бывает»), считают, что надо стремиться к тому, чтобы предотвращать проступки детей – тогда и наказаний не потребуется.
«Ребенок часто делает неправильно потому, что в силу своего малого жизненного опыта просто не знает, как поступить» (Е. Нефедов, Свердловск).
И вдруг читаю: «Если возникла необходимость наказания, то это всегда ошибка и вина не только и не столько ребенка, сколько того, кто его воспитывает. Значит, надо прежде всего спросить с самого себя, а разобравшись, показать воспитаннику, что происшедшее есть результат совместной ошибки и ее надо, пока не поздно, совместно исправить. Только тогда ребенок поверит в искренность взрослого, в его желание помочь ему стать лучше» (А. Дурилов, Чернопенье, Костромская область).
О том, что не надо чувствовать себя непогрешимым, пишут многие, но приглашать самого ребенка к разбирательству ошибок взрослого? Это звучит неожиданно и почти антипедагогично.
А я хватаюсь за эту мысль, как за протянутую мне дружескую руку. Именно этого и не хватало мне в письмах: признание естественного права ребенка тоже воздействовать на взрослого, влиять на него.
Это, на мой взгляд, чрезвычайно важная мысль, которая, судя по письмам, никак не пробьет себе дорогу в нашу воспитательскую практику. Процесс воспитания упорно представляется нам направленным лишь в одну сторону – от воспитателя к воспитаннику, но ни в коей степени не наоборот. Предполагается:
– взрослый все знает, все умеет, все может, поэтому распоряжается;
– ребенок не знает и не умеет ничего и должен беспрекословно подчиняться, слушаться.
Послушание – вот чего добиваются взрослые самыми разными способами, всевозможными кнутами и пряниками в прямом и переносном смысле. А нужно – умение слушать друг друга.
И мы с мужем в своей семье начинали с того же: с уверенности в своем праве поощрять и наказывать, с убеждений, что в воспитании нет мелочей, с попытки осуществить единство требований к ребенку, то есть шли от привычных педагогических постулатов, а не от ребенка. И получали результаты, далекие от желаемых. В поощрении и наказании оказалось чрезвычайно трудным соблюсти чувство меры и справедливости. Желание ничего не упустить приводило к скандалам из-за пустяков (уронил ложку, опрокинул чашку, испачкался в грязи, не хочет ложиться спать и т. п.), в то же время что-то важное оставалось незамеченным (например, испорченное настроение окружающих, проявление неуважения к занятиям друг друга, к достоинству другого). А в стремлении к единству требований мы пытались заставить всех, живущих с нами, делать только так, как мы считаем нужным. Это порождало раздражение и уж никак не способствовало не только воспитательному процессу, но и просто нормальной жизни каждого в семье.
И мы набили немало шишек, прежде чем поняли:
воспитание есть доброжелательное общение, основанное не на подчинении и принуждении, а на взаимодействии и взаимовлиянии, взаимозависимости и взаимопомощи.
Об этом рассказывают и письма: «Аленке было сказано, чтобы она, придя из школы, вымыла на кухне пол. Прихожу с работы уставшая. Пол на кухне не вымыт и даже не вымыта чашка после выпитого ею компота. Я не кричу, не злюсь (хотя мне очень хочется крикнуть на нее, поругать). Приглашаю ее на кухню и говорю: “Ты о маме не подумала, что она с работы придет уставшая, голодная, ты не сделала то, что я тебя просила. А теперь сиди и смотри, как я все буду делать”. И принимаюсь за дела. Она начинает извиняться: “Мамочка, извини. Ты садись, я тебе обед разогрею, пол вымою”. Мне хочется пойти ей навстречу, но я поступаю по-другому. “Ты так сделаешь в другой раз, а сейчас посиди, посмотри и пусть тебя совесть помучает”» (Г. М. Маркова, Кострома).
«У нас дома есть своя слесарная мастерская. Я любил и люблю мастерить, но на первых порах частенько ломал инструменты. А отец что? Он меня наказывал, не наказывая. Он говорил: “Если что сломал, то сразу скажи мне”. И после того как я видел, что отец тратит свое драгоценное время на ремонт инструментов, то ломать мне их больше не хотелось – я стал аккуратным» (Б. Шкраблюк, Херсон).
Ребенок с самых первых проблесков сознания воспринимает семейные отношения (или те отношения, в которые он попал) как некую общечеловеческую норму общения. Любой его поступок вызывает определенный отклик окружающих: ему улыбаются, на него сердятся, разговаривают то ласково, то неодобрительно – десятки разных оттенков.
И, хотим мы того или нет, в них всегда присутствует оценка: это хорошо, а это плохо, так надо, а так не надо делать. Но ведь тем самым мы ориентируем ребенка в сложнейшем мире человеческих отношений, формируем, по существу, его нравственные критерии. Не в эту ли пору закладывается в маленьком человеке то, что мы называем совестью человеческой? Вот мы говорим: угрызения совести, совесть мучает – еще не осознавая вины, мы ее уже чувствуем. Почему? Может быть, в это время и происходит неосознанное сравнение наших поступков с тем нравственным эталоном, который был заложен в нас в самом раннем детстве?
И если он есть, то наказания становятся просто излишни. Но этот эталон обязательно должен подтверждаться жизнью, опытом каждого дня, корректироваться и оттачиваться в переживаниях, размышлениях, поступках. Мы, взрослые, можем и обязаны помочь в этом нашим детям, помня, однако, что и они, как никто, могут помочь нам стать лучше.
Для меня это очень важный вывод:
Ребенок имеет право влиять на взрослого! Таким образом, воспитание есть доброжелательное общение, основанное на взаимодействии и взаимовлиянии, взаимозависимости и взаимопомощи.
Забота
Кто против заботы о родителях? Таких нет. Кто не заботится о детях? И таких нет: все, судя по письмам, проявляют к своим детям максимум внимания и заботы.
«Я жила для нее, а не для себя, – пишет 70-летняя мать о взрослой дочери, – во всем себе отказывала, надеялась увидеть под старость ласку, внимание. А вышло… Я не вижу ласкового лица, не слышу слов: “Когда же ты успела все сделать?!” Не вижу заботы. Даже в праздники от нее ни привета, ни поздравления. Так обидно на старости лет!» (М. Г., Ленинград).
