Сидеть мне быстро надоело, деятельная натура требовала работы. Сложив свои вещи общей кучей, я снял с разбитого ЗиСа лопату и стал копать могилу. Броневик догорит, и то, что останется от парней, то и похороним.
Наши вернулись, когда я уже выкопал могилу и, сидя рядом, вырезал на куске доски от борта ближайшего грузовика имена и фамилии экипажа броневика.
– А где остальные? – спросил я Егорова. Пограничники несли трёх раненых, но тут были не все. Васильев шёл замыкающим, вместо ППД у него на плече висел немецкий автомат, а на шее белела повязка.
– Тут все, кто уцелел, – поморщившись, ответил лейтенант и сел рядом. Сорвав травинку, он сунул её в рот и стал покусывать. Было видно, что он также переживал гибель своих людей. – Тут в засаде полнокровный пехотный батальон немцев стоял, если бы не подошедшие танкисты, мы бы их не сковырнули. Их выгнали на опушку леса и там сейчас добивают. Стихает, похоже, добили. Всё-таки почти полнокровная стрелковая дивизия участвовала в этом.
– Вот оно как, – печально вздохнул я. – Парням я могилу вырыл, броневик почти остыл, можно доставать.
– Да, нужно похоронить Ильина и остальных ребят, – кивнул лейтенант.
Как оказалось, он имел в виду не только экипаж броневика. Соорудив из веток носилки, из леса принесли тела шести пограничников, погибших в бою с немцами. Пришлось расширять и углублять могилу, что я вырыл. Пока шли похороны, я подробно описал Егорову, что было со мной с той минуты, как они ушли в сторону боя, особенно, как немцы уничтожали машины с ранеными. Восемь на моих глазах гранатами забросали, дальше не видел, деревья мешали. Как погибла «Маркиза», тоже описал. В общем, всё. Помимо этого я осмотрел и раненых. Их уже перевязали, но диагноз я подтвердил: один дорогу выдержит, а двое, если в течение часа не положить на операционный стол, дорогу не переживут.
– Я на битые машины тут на поляне посмотрел. Не все, которые вблизи. Пару машин восстановить можно, за три-четыре часа, если запчасти с других снимать, но уже хозяева объявились, вот их сколько ходит. Одну машину даже отбуксировали, вторую на месте чинят. Что на той стороне поляны, я не вижу, далековато. Так что, мы переводимся в пехоту, будем на своих двоих шагать. Но пара идей у меня есть.
– Что за идеи? – заинтересовался Егоров. Ему тоже было не в радость идти пешком. Тем более он думал о раненых.
– Поискать горючего в разбитых машинах, а также канистры, взять их с собой. Видели же брошенные машины с пустыми баками. С топливом мы подберём себе любую.
– Хорошо, займись этим.
– Так уже. Вон в тех двух машинах две канистры. Я их приготовил. Обе полные, слил с баков. Но этого мало, нужно ещё.
– Занимайся, – кивнул тот и направился к парням.
После того как погибших похоронили, мы собрались и направились через поляну дальше. Топлива удалось набрать литров восемьдесят, пять канистр: три двадцатилитровых и две по десять литров.
На краю поляны между битой техникой я рассмотрел на опушке расстрелянную «эмку». Видимо, водитель пытался уйти из-под огня, и это ему почти удалось. Машина добралась до опушки, но все пассажиры и водитель погибли от пулемётного огня. Так как мы несли двух раненых, свободных грузчиков не было, мне самому пришлось нести все вещи, лишь автомат забрал Егоров с подсумками, можно сказать, отобрав в личную собственность, ладно хоть парабеллум удалось спрятать. Так что, сбросив все вещи на траву, я положил поверх трофейный карабин и, держа «светку» в левой руке, рванул к «эмке». Удача не подвела меня, несмотря на пробитый скат и расстрелянный салон, она была на ходу.
Совместно за час мы поставили её на колёса и поместили внутрь обоих раненых, они как раз уместились. Когда я загрузил внутрь все свои трофеи, лейтенант склонился над водительским окном и сказал:
– Проследи, чтобы их приняли в госпитале. Машину ты потерял, справку об уничтожении я написал и подписал, так что можешь возвращаться к себе в часть. Эту машину можешь забрать, она нам не нужна. Главное – парней довези.
– Сделаю, – с твёрдостью в голосе ответил я.
Тяжелораненый лежал на заднем сиденье, а второй полусидел рядом. Мотор уже тарахтел на малых оборотах, поэтому, попрощавшись с парнями, я сел на водительское место и стронул «эмку» с места. На таких машинах мне ездить не доводилось, но я благополучно вывел её через поле на дорогу, стараясь не растрясти раненых, и, поскрипывая подвеской, поехал к опушке, покидая эту поляну, где погибло так много бойцов и техники. По примерным подсчётам, тут полегло около тысячи человек. Кстати, «эмка» была не армейской, в салоне мы обнаружили кроме водителя, тучного мужчину в гражданском френче и с высокой белой фуражкой, двух женщин и мальчишку лет десяти. На крыше были узлы с вещами. Всё это мы сбросили, забрали только продовольствие, так что трофеев не было. По документам Егоров определил, что это второй секретарь Обкома из Ровно. Мы их не хоронили, сложили в ряд у опушки.
На лесной дороге часто встречались расстрелянные или уничтоженные машины, похоже, немцы и тут так же действовали, как и с нашей стороны, свидетелем чего я был. По лесу пришлось ехать километров семь, пока мы наконец его не покинули, после чего повернули на восток, в сторону наших тылов. Машин разбитых было много, как и убитых, но я не останавливался трофеить оружие и боеприпасы, мне нужно было сначала довезти парней, передать их в компетентные руки врачей, вот потом можно. Так что я с тоской смотрел вокруг, проезжая мимо убитых. Не время пока.
На дороге мне повезло среди разнообразия машин рассмотреть «полуторку» с красными крестами на фургоне. Сигналя, я её догнал и заставил остановиться.
– В чём дело? – выскочил из кабины старший военфельдшер, судя по знакам различия.
– У меня двое раненых пограничников, где тут ближайший госпиталь с хирургом? Один совсем плох.
Без особого интереса осмотрев расстрелянную машину с многочисленными пулевыми отверстиями и битыми стеклами, видимо, он видел такое не раз, фельдшер заглянул в салон, пощупал пульс у раненого, что сидел рядом, и ответил:
– Эвакуация идёт, так что все госпитали в дороге.
Если какой медсанбат отступающей части… Я по специальности стоматолог, так что вряд ли тут помогу. Повязки наложены грамотно, шанс довезти есть. Советую станцию Житомира, там формируются санитарные составы, что идут на Киев, а некоторые и на Москву.
– Понял, спасибо.
– Могу сам отвезти, у меня в фургоне уже трое раненых.
– Нет, благодарю. Тут подвеска мягче, а на вашей машине быстро растрясёт. Сам довезу.
Кивнув, фельдшер пошёл к кабине своей машины, где водитель, пользуясь остановкой, копался в моторе. А я съехал с обочины и направился дальше, глотая пыль из-за отсутствия лобового стекла.
Помогли мне танкисты. У брода, где пришлось постоять, я там парней осторожно напоил, один из танкистов протянул мне противопылевые очки, посетовав, что я так без глаз останусь. Поблагодарив его, я, преодолев крохотную речушку через брод, погнал дальше, пока вдали не показались окраины Житомира, над которыми стояли многочисленные столбы пожаров. Немецкие бомбардировщики на моих глазах как раз заходили на цель. По ним лупили все наличные зенитки.
